— Но, Рейчел. Я думал об этом и понял, что не сумею дать тебе то, чего ты хочешь, и то, что тебе нужно. Не знаю, может, Дефорест сумеет?
Если бы только у него было не такое дурацкое имя!
Рейчел наградила меня яростным взглядом поверх салфетки, и я подумал, что будет лучше, если я тоже заплачу. Но это создаст больше проблем, чем разрешит.
— Что я могу сказать? — спросил я.
Я хотел, чтобы она ушла. Я не мог ничего почувствовать, пока она была здесь. Я хотел, чтобы она ушла и позволила мне спокойно ее оплакать.
Пять минут спустя она ушла. Она ушла, так ничего и не сказав мне обо мне самом, так и не спросив, знаю ли я, в чем мои проблемы, так и не закатив мне скандала. Однако она оставила подарок, и весьма существенный. Аннотированный Блейк.
И это навело меня на мысль, что я ни разу ей ничего не подарил. Так ведь?
С шести пятидесяти до шести пятидесяти пяти я бился в конвульсиях, и из моих глаз сыпались искры: позывы на рвоту без рвоты, рыдания без слез; я думал: я бьюсь в конвульсиях и из моих глаз сыплются искры.
К семи я уже чувствовал себя нормально. Я поразмышлял на тему Оксфорда и начал обдумывать, что напишу для конкурса короткого рассказа.
Сейчас я подхожу к письменному столу и достаю из ящика чистый блокнот. Интересно, что я теперь за человек. Я пишу:
В зеркало на туалетном столике Руфь видела своего идиотского медвежонка и свою идиотскую куклу-уродца, сидящих на кровати и глядящих ей в спину. Она положила письмо обратно в конверт, а конверт положила обратно в ящик стола. Она взглянула вниз на безнадежные, бессмысленные развалы косметики, а затем опять подняла глаза. Она подалась вперед и пальцами прикоснулась к едва заметному бугорку на подбородке. Она улыбнулась. Если это не предменструальный прыщик, подумала она, то что же это?
Я прочитываю абзац с начала до конца. Дважды. Он не слишком убедителен.
Я подхожу к окну и замечаю, что уже больше двенадцати. Я сажусь на стул и заправляю ручку чернилами.
