Записки о революции - [663]

Спрашивается: готов ли был петербургский пролетариат и гарнизон к активному действию, к кровавой жертве – так же как он был готов к восприятию власти Советов со всеми ее благами? Способен ли он был не только принять грозную резолюцию, но и действительно пойти на бой? Пылал ли он не только ненавистью, но и действительной жаждой революционного подвига? Крепко ли было его настроение?

На все это отвечают по-разному. Это очень существенно… Не потому существенно, что от этого зависел исход движения; успех переворота был обеспечен тем, что ему ничто не могло быть противопоставлено. Это мы уже давно знаем и об этом не будем забывать. Но настроение масс, которым предстояло действовать, существенно потому, что это перед лицом истории определяло характер переворота.

На вопрос этот отвечали по-разному. И я лично, как свидетель и участник событий, не имею единого ответа. Настроения были разные. Единой была только ненависть к керенщине, усталость, озлобление и жажда мира, хлеба, земли… Именно в эти недели я, больше чем когда-либо, между редакцией. Предпарламентом и Смольным ходил по заводам и выступал перед «массой». Я имел определенное впечатление: настроение было двойственное, условное. Коалиции и существующего положения больше терпеть нельзя, но надо ли выступать и надо ли пройти через восстание – этого твердо не знали… Многие хорошо помнили июльские дни. Как бы опять чего не вышло!..

Я говорю о среднем настроении среднего массовика. Это не значит, что большевики не имели возможности составить, вызвать и пустить в бой, сколько требовалось, революционных батальонов. Наоборот, эту возможность они, несомненно, имели. Передовые, активные, готовые к жертве кадры были у них в достаточном количестве. Наиболее надежными были рабочие и их Красная гвардия; затем боевой силой были матросы; хуже других были солдаты гарнизона… Боевого материала было достаточно. Но доброкачественный боевой материал был небольшой частью того, что шло тогда за большевиками. В среднем настроение было крепко большевистское, но довольно вялое и нетвердое применительно к выступлению и восстанию.

Итак, после решения большевистского центра, после 10 октября, массам было заявлено, что ныне пора от слов перейти к делу. Больше им пока ничего не сказали. Это было вполне естественно. Главные результаты вотума 10 октября должны были сказаться не здесь. Политика могла оставаться почти той же, но теперь она должна была уступить стратегии свое первенствующее положение. Непосредственная подготовка восстания должна была теперь перейти в штаб. Диспозиции нельзя вырабатывать перед лицом всей армии, на глазах неприятеля. Пусть неприятель ничего не знает, а армия стоит наготове, с разведенными парами.

Дело было так… Я уже упоминал (описывая прения в Предпарламенте), что в эти дни ввиду острого положения на фронте повсюду шли разговоры об обороне; в правительственных и «частных» учреждениях изыскивались меры отстоять Петербург… 9 октября, еще до решения партийного ЦК, этот вопрос был поставлен и в Петербургском Исполнительном Комитете. Конечно, это было вызвано по преимуществу политическими соображениями. И самое обсуждение было слито все с тем же вопросом о выводе войск из столицы. Говорилось так. Требования штаба о выводе войск на фронт имеют, как всегда, политический источник, а доверять правительству в деле обороны вообще невозможно. Поэтому надо, во-первых, организовать контроль над штабом и разрешить вывод войск в зависимости от обстоятельств, а во-вторых, надо взять дело обороны в свои руки и создать для этого особый орган – комитет революционной обороны.

Меньшевики и эсеры говорили о двоевластии и неуместности создания собственного штаба. Но в общем, видя нетвердость своей позиции, они сдались и сами предложили резолюцию, которая была принята большевистским Исполнительным Комитетом (впрочем, 13 голосами против 12). Эта резолюция в главных своих частях требует: 1) создания при командующем войсками округа коллегии из представителей Петербургского Совета и Центрофлота, причем вывод той или иной части производится с ведома этой коллегии; 2) «принятие экстренных мер к чистке командного состава» и 3) «создание комитета революционной обороны, который выяснил бы вопрос о защите Петрограда и подступов к нему и выработал бы план обороны Петрограда, рассчитанный на активное содействие рабочего класса».

В тот же день вопрос был вынесен и в пленум Петербургского Совета. Началось это многолюдное и долгое заседание так, как начиналось тогда каждое заседание Совета, секций, съездов, конференций: дефилировали депутаты с фронта, которые требовали немедленного мира; читались наказы «окопников»; проходили потрясающие картины фронтовой жизни и истерзанных душ; раздавались с трибуны мольбы и угрозы: давайте мир! Если не дадите, возьмем сами!..

Затем в этом заседании долго и горячо препирались о состоявшемся выходе большевиков из Предпарламента. И наконец перешли к докладу об обороне и о выводе войск. Однако резолюция Исполнительного Комитета, предложенная меньшевиками, была провалена. Была принята