Записки о революции - [216]

Ленин не воспользовался заключительным словом докладчика и, кажется, куда-то исчез. Таково было его обыкновение, для него характерное. Ленин превосходно излагал заранее разработанные темы и хорошо продуманные мысли, но он избегал «рукопашной», он редко отвечал на сделанные в упор возражения и запросы, предоставляя расхлебывать кашу другим…

Среди шума и беспорядка большевики, изолировав идейно своего вождя, пытались все же продемонстрировать перед лицом неверных свою организационную солидарность и проявляли свою обычную высшую большевистскую мудрость: яростный большевик Авилов, один из наиболее шокированных выступлением Ленина, а в будущем не только «новожизненец», но, пожалуй, правый меньшевик, призывал партийных большевиков «после всего происшедшего», после недопустимого отношения, проявленного к их вождю, немедленно покинуть собрание.

Однако ушло не больше, как человек пятнадцать. Дело объединения социал-демократии хоть и было предрешено, но еще не было сорвано «единым духом» Ленина. Собрание почти единогласно признало необходимость созыва объединенного съезда социал-демократической партии с участием всех ее российских организаций. А затем было избрано для этой цели бюро, куда вошли и представители большевистских течений.

После объединительного собрания открылось заседание Исполнительного Комитета, куда пришел и Ленин. Он пришел с ходатайством, был очень скромен и убедителен. Он просил покровительства Исполнительного Комитета и защиты от буржуазной клеветы и травли по поводу «милостей и дружеских услуг Ленину со стороны германских властей»…

Ленин обстоятельно изложил факты. Когда все средства добиться проезда через союзные страны были исчерпаны, швейцарские социалисты вошли на этот счет в сношения с германскими властями. Все переговоры вел секретарь швейцарской партии Фриц Платтен. Русские социалисты, о проезде которых шла речь, заявили, что они со своей стороны будут требовать освобождения германских и австро-венгерских гражданских лиц, задержанных в России. Конечно, это ни к чему не обязывало русское правительство, а для германского не представляло существенного интереса. Но это была вполне естественная позиция Ленина и его товарищей по запломбированному вагону. Милюков из этой «взаимной услуги» пытался потом сделать специальный одиозный пункт. Между тем такое заявление русских социалистов было не только актом интернационалистской справедливости, но и необходимым дипломатическим декорумом в ответ на «любезность» германских властей.

Вместе с тем русские социалисты потребовали, чтобы при проезде им было предоставлено право экстерриториальности, чтобы не было никакого контроля паспортов и багажа, чтобы ни один германский чиновник не имел права входа в вагон; состав же самих пропускаемых через Германию эмигрантов всецело находился на усмотрении самих русских. В числе восьмидесяти человек, приехавших с Лениным, были, действительно, не только большевики, но и представители других партий и течений…

Эмигранты имели свою провизию и трое суток не выходили из вагона, следовавшего под контролем трех германских офицеров. Поезд лично сопровождал Платтен – на случай необходимости сношений с внешним миром. Однако германские власти со своей стороны потребовали, чтобы русские во время проезда не вступали ни в какие сношения с какими бы то ни было частными лицами. Своих «друзей» и «агентов» германское правительство опасалось вполне основательно: оно отлично знало, что эти люди ему такие же «друзья», как и русскому империализму, которому их старались «подсунуть» немецкие власти, держа их на почтительном расстоянии от своих собственных верноподданных.

Теперь задача состояла в том, чтобы при помощи советского авторитета отразить атаку буржуазных сфер и представить в надлежащем свете обстоятельства проезда через вражескую страну.

Никаких споров и недоразумений в Исполнительном Комитете на этот счет не возникло. Несмотря ни на отношение к Ленину, ни на отношение к факту его проезда через Германию, ему было тут же заявлено, что в желательном ему направлении будут немедленно приняты все меры. Это была, конечно, не только услуга Ленину и его партии: это был акт необходимого отпора грязной политической игре, уже начатой клеветнической кампании против одной из фракций социализма и Совета. Всякому было ясно, что эта кампания в случае удачи есть только набег в общей борьбе ложью и клеветой против социалистов и советской демократии.

Милюков потом опровергал: никаких препятствий к проезду через Англию не было, заявлял он. Ленин не пожелал, и не позаботился сам, предпочитая проезд через Германию. Зачем? Чтобы создать для себя трудности? Чтобы принять на свою голову помои?.. Жалкая бульварная дипломатия либеральных профессоров!..

Ленин же, убедившись в том, что эта услуга ему обеспечена, что отпор буржуазной травле рассматривается в советских сферах не только как услуга его партии, но и как политический акт, отбыл из Исполнительного Комитета, чтобы больше никогда не появляться там…

Пока большевики составляли меньшинство Совета, пока Ленин пребывал в качестве бунтаря и демагога, он, как Марат скрывался в каких-то «подземельях», изредка показывая свой лик массам и всего два-три раза промелькнув в пленумах советских и рабочих учреждений. Он не делил компании с неверными даже как представитель оппозиции, даже в целях борьбы с советским большинством: он апеллировал прямо и только к массам, завоевывая их в целях революционного свержения советского большинства вместе с буржуазией…