Записки о большевистской революции - [112]

Конечно, народные массы испытывают недовольство из-за экономических условий, о которых я только что говорил, и еще потому, что впервые после революции личная свобода каждого гражданина подвергается насилию в результате энергичных, порой даже грубых действий правящего революционным способом правительства. Будучи до глубины души вольнодумцем, — не то благодаря, не то вопреки долгим векам крепостничества, — русский крестьянин прожил 1917 г. в состоянии тихой анархии, столь милой сердцу этого исконного противника законов. Осуществленная на первом этапе большевиками чрезмерная децентрализация породила у него иллюзию, что больше уже им не будут править никогда. Но в последние месяцы большевики решительно и вдохновенно возвращаются к централизации. Множатся различные регламентации, ограничения и запрещающие декреты. И все же, несмотря на испытываемую горечь, крестьянин, похоже, еще не намерен свергать Советы, которые по-прежнему представляются ему властью пролетариата, его собственной властью. На мой взгляд, его упрощенная логика достаточно точно передана в формуле, которую недавно изложил при мне мужик с Украины, не так давно на собственном опыте убедившийся, чего можно ожидать от свержения большевиков: «У Советской власти, конечно, есть недостатки, что правда, то правда, но зато это по-настоящему наше правительство. Оно нам дало мир. Оно нам дало землю. Оно батюшку в тюрьму посадило. Если Советы сбросят, царь выйдет из тюрьм, снова сядет на трон, будет опять война, землю у нас отберут, и помещики станут нас пороть».

Тот, кто хочет знать правду о глубинных чувствах русского народа, кто хочет избежать досужих стенаний и не хочет беспредельно верить в химерические надежды обездоленных правящих классов, пусть поговорит с активными представителями рабочих и крестьян, так же как это изо дня в день делаю я, и без труда тогда убедится в достаточной стабильности Советской власти. Многие предпочитают, памятуя о том, что хотят услышать союзники, черпать информацию у промышленников, финансистов, служащих и интеллигентов, чьи интересы, привычки, благосостояние, безопасность и утонченность были грубо попраны действиями большевиков, вызвавшими тяжелые и разнообразные потрясения. В мирное время все эти вполне уважаемые и что-то имеющие за душой социальные категории, возможно, и составляют правящий класс, элиту, главу нации. Но среди народа, начавшего пролетарскую революцию, они составляют всего лишь ничтожное меньшинство, воля которого не способна непосредственно решающим образом повлиять на судьбу бурлящего мира. Высказываемые этим меньшинством мнения, — даже если они очень разумны, и именно потому, что в период разгула страстей они представляются уж слишком разумными, — прямо противоположны исторической реальности.

И, кстати, столь же опасно выносить какое-либо суждение, основываясь, как это делают на Западе, на постоянно опровергаемых с прошлого года фактах, на рассказах, гипотезах и предсказаниях, которые снова и снова повторяют в различных кругах эмигрантов, изгнанных из России сначала кадетской революцией, потом революцией социалистов и, наконец, большевистской революцией.

Во Франции, в Англии, везде общественное мнение получает информацию в основном от этих беженцев, не способных ни понять, ни объяснить события в России, точно так же, как не способны были на это в свое время и французы, эмигрировавшие в Англию или в Россию: они не понимали и не могли объяснить столь же катастрофические и пугающие явления нашей Великой революции, которая вместе с большевистской Революцией единственная обрела международный и потому тревожащий все европейские правительства характер.

Как жаль, что полгода тому назад Клемансо, Ллойд Джордж и Вильсон, вдохновленные, несмотря на различия в культурной принадлежности, единым революционным духом и способные осознать уроки этих хаотических потрясений, не смогли приехать в Петроград хотя бы на неделю! Несколько бесед с Лениным и Троцким, несомненно, открыли бы им глаза. Не думаю, чтобы они поддались большевистской идеологии, но, во всяком случае, они нашли бы в ней то, что может соответствовать их личным взглядам и убеждениям. Они бы все поняли сами. До сих пор же им так ничего и не объяснили.

Москва. 5 июня

Дорогой друг,

Похоже, что Ленин и Троцкий вот-вот вновь изменят генеральную линию своей внутренней политики. Уже более трех месяцев я стремлюсь показать усиливающиеся скорее на деле, чем формально, их тенденции к сближению с буржуазными элементами, интеллигенцией, специалистами, капиталистами. Опыт подтвердил необходимость сотрудничества, за которое я выступал, как умел. Имея под собой единственную опору — пролетариат, власть Советов блистательно продемонстрировала свою разрушительную мощь и свою несостоятельность в созидательной работе. В результате, по логике вещей, ей пришлось попытаться применить на практике модель, которую еще 26 октября мне изложил Троцкий: «Чтобы отобрать власть, необходимо и достаточно иметь руки рабочих. Но чтобы сохранить власть народа — рукам потребуются умы!»

В сложном и хрупком механизме, коим является современное общество, должны быть максимально задействованы все активные силы. Забастовка, настойчиво продолжаемая буржуазией, оказалась почти столь же грозной, как любая общая забастовка рабочих.