Записки о болгарских восстаниях - [6]

Я, разумеется, был обязан подлить масла в огонь, и такими темными красками описал бедствия болгарского народа, на которые он обречет себя, если не восстанет в назначенный срок, что в тот же вечер несколько человек решило занять денег на любых условиях в Пловдиве и купить ружья лучшего качества.

— Такие люди, как вы, Драган, конечно известны русскому царю? — спросил один из присутствующих спустя несколько часов, когда мы уже коротко познакомились и убедились, что все мы — болгары-патриоты.

— И спрашивать незачем, — отозвался другой с таким видом, словно он сам не раз виделся с русским царем.

Всю ночь напролет эти добрые люди не расставались со мной и слушали меня, но учреждение тайного общества пришлось отложить, так как отсутствовали некоторые люди, сочувствующие делу, и в том числе сельский священник.

Рано утром священник пришел. Он был из тех священнослужителей, которые охотнее занимаются чисткой своего оружия, чем чтением требника. Наряду со священником, важную роль на собрании играл учитель. Организация общества прошла гладко. Члены его обязались всеми силами содействовать его успешным действиям и принесли присягу в верности своему народу. Общество возглавили священник Тодор Георгиев и учитель Еню Йотов.

4

В предобеденный час мы отправились в село Дядо-во по каменистой тропке: батюшка на осле, а я — по-апостольски, пешком. Трудный это был путь. Мои башмаки, с которыми я еще не решался расстаться, хотя плелся в них по камням, словно в кандалах, ободрались и стали белыми, как липовая кора.

На половине пути между Сотиром и Дядовым, в укромном месте над рекой, мы нашли на пашне Григора и его брата: они корчевали пни, чтобы пережечь их на уголь. Обменявшись с ними словами «здравствуйте», «добро пожаловать», «как живете, что поделываете» и тому подобными приветствиями, мой проводник отец Тодор перешел прямо к делу.

— Приятным разговором не насытишься, — сказал он, — от праздных слов толку мало… Его милость, — продолжал он, указывая на меня, — не учитель и не купец, но апостол, присланный «дедом Иваном», — то есть из России. Он дошел и до наших деревень, чтобы научить нас уму-разуму. Под вечер проведи его в село, и вы с ним побеседуйте, как мы беседовали в Сатире.

Затем батюшка сел на осла и тронулся в обратный путь, домой. Вскоре он скрылся из виду в лесу.

—

Григор не мог бросить уже подожженные пни, чтобы отвести меня в село, расположенное выше, в полутора часах пути, да и рано еще было отправляться туда — ведь если в Сотире я по необходимости показался на улицу среди бела дня, то в Дядово благоразумнее было войти ночью.

—

Холод на этих высотах был нестерпимый. В Дядово мы вошли только спустя час или два, и нас сопровождали два-три человека, которые привели меня прямо в школу. Сюда сошлось почти все село. Человек десять-пятнадцать, вооруженных разнокалиберными винтовками, во главе со священником ждали моего прихода. Среди них были и шестидесятилетние старики и двадцатилетние юноши. Здесь людям жилось свободнее, чем в других местах, потому что в селе не было турок.

Это патриотическое собрание снова пробудило мои силы и вдохнуло в меня надежды. Невозможно было остаться спокойным, видя, что и белобородые старцы стремятся устроить жизнь по-новому; едва ступив на порог, я прослезился и приветствовал их несколькими словами.

Моя вступительная речь о подготовке болгарского народа к восстанию была как бальзам для растроганных слушателей. Они подтверждали и одобряли каждое мое слово, каждый приведенный мною пример.

— Умрем за веру Христову, молодой господин, — сказал один старик, ударяя себя в грудь и сжимая в руке любимую свою кырджалийку, на которой было набито штук десять медных колец.

Немного погодя все собравшиеся обнажили головы во главе со священником, отцом Иваном, державшим в руках евангелие, а я стал посреди них и, стиснув револьвер, начал читать текст присяги. Новые заговорщики повторяли за мной каждое слово, и особенно проникновенно — следующие: «Буду верен отечеству своему и ничего не открою врагам христиан». Приняв присягу, заговорщики стали в ряд и один за другим приложились к стволу моего револьвера и евангелию.

— Поздравляю! — говорили они друг другу.

В тот же вечер крестьяне послали людей закупить порох и пули.

После официальной части мы стали знакомиться — они со мной, а я с ними, — и началась дружеская беседа.

— Ты, Драган, ничего не сказал о себе, но мы тебя все-таки спросим: из какого города ты родом и сколько лет занимаешься этой работой? — спросил меня один из заговорщиков.

— Чего спешишь, милок, — перебил любопытного дед Тодор; но и сам он смотрел мне в рот, ожидая ответа.

Люди, доверившие свою судьбу мне, люди, жизнь которых теперь зависела от меня, естественно, имели право знать, кто я такой.

— Я — болгарин, вот и все, — ответил я. — Доживем до того дня, как поднимется знамя, тогда все узнаем друг про друга.

6

На второй день я отправился в Царацево вместе с проводником, Найденом Прасе, тамошним уроженцем, так как, по его словам, жители той местности хотели, чтобы к ним пришел апостол.

Несколько слов о Царацеве. Это была чисто болгарская деревушка, домов в пятьдесят-шестьдесят, расположенная в часе или полутора часах ходьбы к северу от Пловдива. Должен прежде всего предупредить читателей: пусть никто не подумает, что я отправился туда с намерением вести пропаганду и учредить тайное общество, как я это делал в других деревнях. Боже сохрани! Все дело в том, что в этой деревне жил дядя Иван Атанасов, прозванный Арабаджия, который занимался изготовлением телег, дважды ходил пешком в Бухарест, уже в 1864 году был правой рукой Левского, принимал ходивших к нему за советом Димитра Обшти, Ангела Кынчева