Записки о болгарских восстаниях - [56]

Батакчане были уверены, что все уже кончено, что Турция погибла безвозвратно, и продолжали верить в это до 30 апреля. В этот день часов в пять вечера у Петрово-Бырдо, возвышенности, расположенной в четверти часа ходьбы к юго-западу от села, появилась многочисленная орда башибузуков со знаменем и под командой страшного Ахмеда Барутанлии.

Как только башибузуки разбили здесь лагерь, их предводитель, очевидно уже знавший, какими силами располагают батакчане, и потому не считавший нужным церемониться, направил к повстанцам одного их односельчанина, болгарина, с приказом сдать оружие в течение двух часов. В случае неповиновения он грозил послать в Батак свою башибузукскую орду и взять оружие силой.

На эту дерзость батакчане ответили неменьшей дерзостью. Посовещавшись, руководители восстания послали к Ахмеду-аге Вранко Димитрова в сопровождении одринского турка Саида-эфенди, местного десятника.

Пусть узнают враги болгарского народа, что восставшие против султанского владычества батакчане не только не обидели одного из его чиновников, не только предоставили ему равные с болгарами права, но еще послали его вести переговоры. Где же тут «болгарское тиранство», спрашивается?

Этим двум посланцам поручили сказать Барутанлии следующее: «Батакчане больше не покорные рабы; они навсегда отказываются от подлого девиза «покорную голову меч не сечет»: они с оружием в руках торжественно провозгласили свою независимость и готовы пролить за нее кровь до последней капли». Кроме того Ахмеду-аге сообщали, что, если он употребит силу, батакчане ответят ему тем же. Турок Саид-эфенди, злоупотребив доверием пославших его, не вернулся в Батак, предпочел остаться в лагере Барутанлии.

Еще не вернулся другой посланец, Вранко Димитров, когда Петр Горанов во главе сотни повстанцев быстро двинулся к турецкому лагерю. Не стоило ждать ответа Барутанлии — он был ясен всем. Сотня поднялась на курган Влашка-могилу, расположенный в получасе ходьбы от села, напротив Петрово-Бырдо: отсюда был хорошо виден башибузукский лагерь, который не просматривался с сельских позиций, отгороженных от него холмом. Лагерь башибузуков был разделен на несколько частей, и в каждой стояли лошади, нагруженные всякими боеприпасами и продовольствием. Говорят, будто припасено было и пятнадцать-двадцать бочонков с керосином для поджогов.

Как только наши повстанцы появились на Влашка-могиле, от лагеря башибузуков отделились двести человек со знаменем и, дико крича, направились к кургану. Повстанцы заняли боевые позиции. Турки, подняв крик, хотели этим нагнать страху на повстанцев, но, увидев, что те и глазом не моргнули, поняли, что криком ничего не добьешься и повернули в другую сторону, к возвышенности Свята-Троице, где и водрузили свое знамя, заняв позиции под растущими там деревьями.

—

Здесь уместно сделать небольшое разъяснение. Мерзкие лапы крупных земельных собственников дотянулись и до раскинувшегося в глубине Родоп Батака. Представители этого подлого сословия, которое наравне с турецкими головорезами угнетало своих беззащитных братьев и потому не желало свержения турецкой власти, противодействовали любому восстанию или протесту порабощенных болгар, направленному против турок. В Батаке они сначала не позволяли даже заикнуться о восстании, но впоследствии, увидев, что у них не хватает силы бороться с течением, скрепя сердце, отступили. Однако в глубине души они остались «турками», только крещеными, и неустанно искали удобного случая проявить свое раболепие и верноподданнические чувства. Этот случай представился, когда Барутанлия появился со своими полчищами на Петрово-Бырде.

В то самое время, когда Петр Горанов собирался открыть огонь по башибузукам, стоящим на возвышенности Свята-Троица, несколько богачей — Вылю и Ангел Кавлаковы, Георгий Серафимов и другие лица, пользовавшиеся влиянием в селе, вышли на улицы и на позиции и, останавливая всех подряд, пытались сломить дух людей, убедить их бросить оружие и разойтись по домам. Эта предательская агитация возымела действие — многие повстанцы, уже занявшие позиции, покинули их и вернулись в село. Вернулся и большой отряд, находившийся на кургане Свети-Георгий.

Расстройство в рядах повстанцев, разумеется, не укрылось от бдительного ока неприятеля и, надо думать, вызвало ликование в его рядах. Петр Горанов передал Серафиму Милеву команду над отрядом, высланным навстречу туркам, и пошел узнать, почему повстанцы убегают с позиций, но не успел он отойти и на несколько шагов, как весь отряд последовал за ним, а на его место пришли башибузуки.

Тогда наиболее отважные повстанцы вернулись в село и принялись громко убеждать своих павших духом товарищей вернуться на позиции, говоря, что неприятель уже наступает и скоро начнет расправляться с народом, не считаясь ни с полом, ни с возрастом. А в это время сельские богачи нашептывали людям по углам и закоулкам /они никогда не говорили открыто/, что надо, мол, сделать как раз наоборот, то есть подчиниться туркам без сопротивления.

Все те, которых удалось собрать в селе, пошли навстречу неприятелю, а он уже приближался к Среднему кладбищу. В это время к селу с противоположной стороны подошли другие башибузуки со знаменем, но здесь на позициях еще находились повстанцы. Отсюда грянул первый выстрел, и турецкий знаменосец рухнул на землю. Знамя подхватил другой, но и его постигла та же участь. В турецком лагере поднялся яростный вой. По селу дали залп из сотни ружей, повстанцы ответили таким же залпом.