Записки на табличках Апронении Авиции - [10]
Плекуза красится чрезмерно ярко и густо.
— Лицо, что ты кажешь нам, не спит с тобой ночью, — говорит ей Кай.
— Лицо, что скрывают мужчины, спит у них между ног, — парирует Плекуза.
Мул.
Волк.
Пестрые нумидийские куры.
Фазаны из Колхиды.
Мальва от запора.
Салат-латук.
— Боги покинули нас со времен Юлиана, — говорит К. Басс.
— Бог покинул нас со времен Августа, — говорит М. Поллион.
— Боги покинули нас со времен Нумы, — говорит Т. Соссибиан.
— Бог покинул нас с самого начала, — говорит П. Савфей.
Я любила слушать легкие всхрапывания Квинта и тот почти детский вздох, с которым он поворачивался во сне.
Ребенком я боялась грохота кузнечного молота, бьющего по раскаленной бронзе на наковальне.
И рева публики в амфитеатре.
И раскатов грома, когда ему не предшествовала молния.
И чавканья отца за едой.
И визга свиней, выставленных на продажу посреди рыночной площади.
Грабители обокрали дом Плекузы, разбив при этом мраморные статуи Скопаса[64].
Квинт был необыкновенно молчалив. Мне вспоминается ритмичное, почти музыкальное позвякивание железных прутьев, которыми он осторожно ворошил уголья в жаровне — перед тем, как лечь в постель, и после того, как мы любили друг друга. Если он и открывал рот, то лишь затем, чтобы попросить кувшин воды и полотенце — ополоснуть лицо или член, а то еще выпрашивал кусочек лепешки, словно маленький ребенок, до того как прозвонит вечерний колокол.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
(листы 490, о. с. — 495, л. с.)
Мелкий дождичек осыпает бронзовую позолоченную чешую кровли храма Юпитера Капитолийского.
Весна изгнала нас со склонов Яникульского холма. Сорок повозок и сто десять человек тащатся по дорогам.
Весна оживила все краски и придала особую четкость звукам. На вилле вычистили и отмыли южное крыло. Украсили комнаты. Приготовили покои для Публия Савфея, который проведет здесь все лето. Потом рабы, служанки и садовники занялись помещениями в западной части дома, где живу я. Маляры перекрасили стены, слуги развесили новые драпировки. Оконные петли теперь не скрипят. Керамисты искусно обновили мозаику полов. Запах в доме буквально перевернул мне душу, но я так и не смогла определить, с какими воспоминаниями он связан. У меня слегка сжало грудь. Не то же ли самое с мальчиком-рабом в возрасте шести урожаев — вот он стоит, перегнувшись через каменный бортик колодца, и с трудом вытаскивает на цепи полное ведро, пока еще не видя его в холодной узкой темноте. Его слабенькие голые ручки едва удерживают тяжкий груз, эхо от сырых тесаных камней сообщает неестественную звонкость скрипу цепи и выплескам воды, что, взлетев над краем ведра, спустя миг тишины шумно плюхается вниз, в свою подземную обитель; но то скрытое, что вытягивают, выманивают на свет божий, никак не обретет знакомой формы.
Коринфские вазы.
Две финикийские вазы.
Я возненавидела эту ночь. За ужином я выпила чересчур много цекубского и объелась желтыми горлицами. В четвертый раз я проснулась от того, что Спурий начал храпеть, а потом блевать, как последний пьяница. Вещи, к которым давно привык, не становятся от этого более привлекательными. Я растолкала ногой мальчиков-рабов. И пошла спать во вторую экседру. Тут меня стал донимать комар, он летал вокруг моей головы, садился то на плечи, то на нос, зудел, исчезал, снова появлялся, щекотал ухо, касался щеки. Едва он улетел, как вдали заскрипели возки. Я опять растолкала ногой мальчиков-рабов. И пошла спать обратно, к Поссидию. Утром я встала измученная, злая, почти в таком же настроении, в каком Аниция Проба возвращается из церкви, где она ела своего бога.
Тиберий Соссибиан погружается в воду большого бассейна.
— Неприятно думать, что он мочит там свой зад, — говорит Публий.
— А я упрекаю его не в том, что он мочит там свой зад, — отвечает К. Басс, — но в том, что под конец он открывает там рот.
Публий добавляет:
— Когда Тиберий Соссибиан говорит, он оскверняет бесконечность воздуха и смущает покой богов. Стоит ему пошевелить губами, как лазурь небес, на которой вырисовываются их лица, сразу меркнет.
Вороны, которым не меньше ста двадцати лет, дважды пролетели над садами и закаркали, пролетая над ними.
Вчера Сп. Поссидий бегал босиком по всему дворцу, барабаня в бронзовую вазу. Он разбрасывал черные бобы и семижды заклинал Ларов[65]. «Лары, не возвращайтесь! — кричал он. — Лары, не возвращайтесь! Лары, не возвращайтесь!» Вдруг Спурий пошатнулся и упал. Его без сознания унесли в спальню. Теперь Спатале врачует его.
Свиные соски, начиненные рубленым мясом.
Две ложки снега в фалернское вино.
Фиговое желе Лабуллы.
Ужасные предзнаменования открылись нам во внутренностях жертвенных животных.
Дверь с двойной аркой, выходящая на Аппиеву дорогу.
Вилла в Неаполе и та, что на острове Meгарис.
Эта книга возвращает из небытия литературное сокровище - сборник римских эротических романов, небезызвестных, но обреченных на долгое забвение по причинам морального, эстетического или воспитательного порядка. Это "Тысяча и одна ночь" римского общества времен диктатуры Цезаря и начала империи. Жизнь Гая Альбуция Сила - великого и наиболее оригинального романиста той эпохи - служит зеркалом жизни древнего Рима. Пятьдесят три сюжета. Эти жестокие, кровавые, сексуальные интриги, содержавшие вымышленные (но основанные на законах римской юриспруденции) судебные поединки, были предметом публичных чтений - декламаций; они весьма близки по духу к бессмертным диалогам Пьера Корнеля, к "черным" романам Донасьена де Сада или к объективистской поэзии Шарля Резникофф.
Паскаль Киньяр — блистательный французский прозаик, эссеист, переводчик, лауреат Гонкуровской премии. Каждую его книгу, начиная с нашумевшего эссе «Секс и страх», французские интеллектуалы воспринимают как откровение. Этому живому классику посвящают статьи и монографии, его творчество не раз становилось центральной темой международных симпозиумов. Книга Киньяра «Тайная жизнь» — это своеобразная сексуальная антропология, сотворенная мастером в волшебном пространстве между романом, эссе и медитацией.Впервые на русском языке!
Паскаль Киньяр – один из крупнейших современных писателей, лауреат Гонкуровской премии (2002), блистательный стилист, человек, обладающий колоссальной эрудицией, знаток античной культуры, а также музыки эпохи барокко.После череды внушительных томов изысканной авторской эссеистики появление «Виллы „Амалия"», первого за последние семь лет романа Паскаля Киньяра, было радостно встречено французскими критиками. Эта книга сразу привлекла к себе читательское внимание, обогнав в продажах С. Кинга и М. Уэльбека.
Паскаль Киньяр – один из крупнейших современных европейских писателей, лауреат Гонкуровской премии (2003), блестящий стилист, человек, обладающий колоссальной эрудицией, знаток античной культуры и музыки эпохи барокко.В небольшой книге Киньяра "Все утра мира" (1991) темы любви, музыки, смерти даны в серебристом и печальном звучании старинной виолы да гамба, ведь герои повествования – композиторы Сент-Коломб и Марен Марс. По мотивам романа Ален Корно снял одноименный фильм с Жераром Депардье.
В долине Луары стоит легендарный замок Шамбор, для которого Леонардо да Винчи сконструировал две лестницы в виде спиралей, обвивающих головокружительно пустое пространство в центре главной башни-донжона. Их хитроумная конфигурация позволяет людям, стоящим на одной лестнице, видеть тех, кто стоит на другой, но не сходиться с ними. «Как это получается, что ты всегда поднимаешься один? И всегда спускаешься один? И всегда, всегда расходишься с теми, кого видишь напротив, совсем близко?» – спрашивает себя герой романа, Эдуард Фурфоз.Известный французский писатель, лауреат Гонкуровской премии Паскаль Киньяр, знаток старины, замечательный стилист, исследует в этой книге тончайшие нюансы человеческих отношений – любви и дружбы, зависти и вражды, с присущим ему глубоким и своеобразным талантом.
Киньяр, замечательный стилист, виртуозный мастер слова, увлекает читателя в путешествие по Древней Греции и Риму, средневековой Японии и Франции XVII века. Постепенно сквозь прихотливую мозаику текстов, героев и событий высвечивается главная тема — тема личной свободы и права распоряжаться собственной жизнью и смертью. Свои размышления автор подкрепляет древними мифами, легендами, историческими фактами и фрагментами биографий.Паскаль Киньяр — один из самых значительных писателей современной Франции, лауреат Гонкуровской премии.
Книжка-легенда, собравшая многие знаменитые дахабские байки, от «Кот здоров и к полету готов» до торта «Андрей. 8 лет без кокоса». Книжка-воспоминание: помнит битые фонари на набережной, старый кэмп Лайт-Хаус, Блю Лагун и свободу. Книжка-ощущение: если вы не в Дахабе, с ее помощью вы нырнете на Лайте или снова почувствуете, как это — «В Лагуне задуло»…
Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!
В творчестве Дины Рубиной есть темы, которые занимают ее на протяжении жизни. Одна из них – тема Рода. Как, по каким законам происходит наследование личностью родовых черт? Отчего именно так, а не иначе продолжается история того или иного рода? Можно ли уйти от его наследственной заданности? Бабка, «спивающая» песни и рассказывающая всей семье диковатые притчи; прабабка-цыганка, неутомимо «присматривающая» с небес за своим потомством аж до девятого колена; другая бабка – убийца, душегубица, безусловная жертва своего времени и своих неукротимых страстей… Матрицы многих историй, вошедших в эту книгу, обусловлены мощным переплетением генов, которые неизбежно догоняют нас, повторяясь во всех поколениях семьи.
«Следствие в Заболочи» – книга смешанного жанра, в которой читатель найдет и захватывающий детектив, и поучительную сказку для детей и взрослых, а также короткие смешные рассказы о Военном институте иностранных языков (ВИИЯ). Будучи студентом данного ВУЗа, Игорь Головко описывает реальные события лёгким для прочтения, но при этом литературным, языком – перед читателем встают живые и яркие картины нашей действительности.
"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.
Героиня романа Инна — умная, сильная, гордая и очень самостоятельная. Она, не задумываясь, бросила разбогатевшего мужа, когда он стал ей указывать, как жить, и укатила в Америку, где устроилась в библиотеку, возглавив отдел литературы на русском языке. А еще Инна занимается каратэ. Вот только на уборку дома времени нет, на личном фронте пока не везет, здание библиотеки того и гляди обрушится на головы читателей, а вдобавок Инна стала свидетельницей смерти человека, в результате случайно завладев секретной информацией, которую покойный пытался кому-то передать и которая интересует очень и очень многих… «Книга является яркой и самобытной попыткой иронического осмысления американской действительности, воспринятой глазами россиянки.