Записки морского офицера - [233]

В начале 1808 года народная война распространилась по всей Испании. Уже патриоты, сражавшиеся с ожесточенным мужеством за драгоценную честь свою и свободу, несмотря на неустройство свое, в некоторых местах имели успех; всякое сношение с Россией прекратилось. Надежда на получение денег, к содержанию эскадры необходимых, совсем исчезла. Адмирал имел аккредитивы и личное уважение, хотя бы и мог брать деньги на исправление и на другие потребности эскадры от агентов; но рассуждая, что при возврате сумм агентам казна должна была приплачивать по курсу значительное число процентов и за комиссию, и желая отклонить от нее столь великий убыток, решился употребить на расходы призовую сумму. Но как сумма сия составляла собственность приобретших ее и по закону Петра Великого, ныне царствующим императором подтвержденному, долженствовала во всяком случае, как частное имущество, быть неприкосновенной; посему адмирал предложил участвующим, не согласятся ли они уступить каждый свою часть на издержки, по эскадре необходимые, представляя, что каждый, получа свою долю, вероятно употребит ее на иностранные изделия и возвратится домой со множеством безделок, но без денег, уверяя притом всех, что государь, конечно, с благоволением примет такое общее к нему усердие, и по возвращении в Россию каждый получит свою часть без удержания. Могли ли подчиненные Сенявина, привыкшие во всех его предприятиях видеть свою пользу и славу, могли ли, когда он сам значительной своей долей пожертвовал казне, не решиться следовать его примеру? Весь флот единодушно согласился, и казна от процентов, переводу денег на иностранную монету и за комиссию банкирам приобрела по самому ограниченному счету, в свою пользу до 250 тысяч червонцев; вся же призовая сумма и следовавшая на жалованье и прочее, простиравшаяся до 600 тысяч червонцев, осталась внутри государства нашего.

Пример испанского народа пробудил упадший дух и португальцев. 20 июня развернулось знамя за честь и свободу отечества. 6 июля в Опорто начальник регулярных испанских войск взял под стражу французского генерала Кенеля с его штабом, возвел на прежнее место губернатора Оливедского и вскоре под председательством епископа учредилась хунта, которая, приняв верховную власть, обнародовала извещение, что с Испанией и Англией возобновлены мир и дружество, что королевство Галисия и другие пограничные области готовы содействовать в отечественной войне. Англичане в скором времени высадкой войск своих в Опорто и доставлением ружей, пушек и пороху подкрепили всенародное восстание. Жюно, получив о сем известие, все находившиеся при его корпусе испанские войска разоружил и отослал на расснащенные корабли, стоявшие в Таго. Наполеоновы легионы действовали сначала удачно, успевали восстановлять спокойствие; но толпы патриотов беспрестанно умножались, в выгодных позициях защищались отчаянно, уступали иногда превосходному устройству французских полков; но от того не унывали, рассеявшись, собирались снова, нападали, искали смерти, сражались упорно, жертвуя жизнью, не просили и не давали пощады. Дух геройства оживил и мирных поселян, мщение врагам было их военным словом, смерть и раны за отечество были их обетом. Война жестокая и кровопролитная распространилась по двум государствам от Пиренеев до Кадикса и от Эбро до Таго, весь народ, старый и малый, даже женщины вооружились и поклялись непримиримой враждой к имени французов. Наглая неслыханная обида в лице испанского и португальского королей исполнила верный народ исступлением злобы, дикого геройства, и Наполеон сделал первый шаг к своему падению; рука Божия на Пиренейском полуострове приуготовила ему казнь, соразмерную его тиранству. Французские войска, видя, что с ними в первый раз осмелилась обходиться как с разбойниками, смутились, уничижились духом и, побеждая токмо в своих «Монитерах», в каждом сражении без пользы теряли они людей, переходя от одной битвы к другой, из места в место блуждали они как в очарованном лесу; выгоняли из города патриотов и, выступая для восстановления тишины в другом, возвращались, покоряли и уступали один и тот же город по нескольку раз в один месяц. Голод и утомление уменьшали войска их более, нежели самые битвы; раненые, больные и отставшие погибали невозвратно; кто попадался в плен, тот безжалостно был убиваем народом. Французы мстили пожарами и казнями, и сами сгорали на кострах неприятельских, умирали от руки ночного убийцы и отравляемы были ядом.

Генерал Куазон, с сильным отрядом отправленный из Лиссабона для усмирения патриотов в Опорто, после бесполезных жарких сшибок, страшась быть отрезанным от главного корпуса повсюду восстающими поселянами, принужден был возвратиться назад. Сообщение с французской армией в Испании прекратилось, опасность увеличивалась и наконец французские войска, в Португалии находившиеся, были окружены многочисленными, еще неустроенными толпами, но уже довольно привыкшими к огню и бурям военным. В сем положении дел маршал герцог д’Абрантес издал к жителям Лиссабона увещательную прокламацию, исполненную бесстыдных увещаний и угроз; но она нимало не подействовала, поздно уже было раскаяние, и народ с адской улыбкой точил втайне кинжалы мщения. В то же время, дабы усилить защищение по реке Таго расположенных крепостей и произвесть полезное влияние на португальцев и испанцев, Жюно настоятельно именем Наполеона требовал от адмирала Сенявина высадить на берег несколько морских солдат и матросов с его эскадры. Сенявин, как сказано выше, поставив себе правилом ничего неприязненного не предпринимать против Лиссабона, ответствовал французскому маршалу сколь можно учтивее, что вследствие повеления императора Наполеона и в защиту чести флага российского, он должен быть готов на каждую минуту отразить всеми силами неприятельское нападение, а потому, к крайнему сожалению, не может уделить ему людей, не ослабив себя самого, тем паче, что малое их число было бы для него бесполезно, и вместо помощи, по незнанию языка, более обременительно.