Записки морского офицера - [228]

Происшествия во время пребывания российской эскадры в Триесте. – Возвращение в Россию

10 июня 1808 года английский фрегат приходил в Триест под переговорным флагом; на оном получено известие, что престарелый в добродетели Георг III решился во что бы то ни стало подать помощь испанцам и португальцам, восставшим с мечом мщения против Наполеона. С сего времени, несмотря на протесты французского в Триесте консула, коего ноты доселе значили повеления, дружеские сношения с англичанами продолжались беспрерывно; когда же эрцгерцог Иоанн прибыл в Триест для образования земского ополчения, то английские военные корабли останавливались близ гавани и, принимая конвои австрийских купеческих судов, явно сопровождали оные мимо Истрии, в портах которой французы усилили свою гребную флотилию. Австрийцы, во уважение нашего флага, не позволяли англичанам подходить к эскадре нашей ближе пушечного выстрела, в городе же мы встречались с ними довольно часто и обходились по-приятельски. 27 августа пришло первое испанское купеческое судно, из Триеста также отправились несколько австрийских судов в Испанию. Союз Австрии с Англией и Испанией хотя и не был обнародован; но по сим дружеским сношениям никто в оном не сомневался. 9 ноября генерал-майор Бибиков, назначенный посланником ко двору Мюрата, нового неаполитанского короля, в проезд свой чрез Триест посещал корабли наши и был принят с должной почестью. 13 декабря на испанском фрегате прибыл в Триест бывший посланник барон Григорий Александрович Строганов. При съезде его на берег испанский фрегат салютовал ему 15 выстрелами. Если по сему фрегату судить об испанском флоте, то мнение об устройстве оного будет невыгодно. Построение фрегата не очень красиво, но он ходит легко, вооружение тяжело, люди в управлении парусов не проворны; они одеты бедно, неопрятны и весь фрегат весьма нечист.

1809 года января 26-го, к общему нашему прискорбию, скончался почтенный и любимый наш капитан-командор Иван Осипович Салтанов. Все австрийские войска, бывшие в Триесте под командой бригадира, были при погребении. Процессия по военному нашему уставу была самая пышная. Знамена, пушки и барабаны, увитые флером, длинный ряд священства в великолепных ризах, пение и военная музыка, раздирающая сердца, беспритворная печаль, напечатленная на скорбных лицах окружавших гроб и колесницу; корабли с искривленными реями, с опущенными вполовину флагами и вымпелами; и самые пушечные выстрелы чрез пять минут один за другим последовавшие, все это вместе сколько трогало зрителей, столько же и нравилась им сия погребальная пышность, какой они доселе не видали. Несмотря на дурную погоду, по улицам едва было можно протесниться. Капитан 1-го ранга Михаил Тимофеевич Быченский по старшинству принял начальство.

31 января, для дня рождения императора Франца I, корабли наши были расцвечены флагами, и с каждого палили по 31 выстрелу. 12-го же марта, по случаю дня восшествия на престол нашего императора, австрийцы с крепостей также палили из всех орудий. День Пасхи 28 марта провели мы истинно по-христиански. Заутреня была в славянской церкви Св. Спиридония. Корабельные священники отправляли службу вместе с приходскими. Певчие наши стояли на правом крылосе, пение их восхищало славян; но когда при первом слове: «Христос воскресе», в глухую полночь с кораблей наших, освещенных фонарями, раздались пушечные громы, то восторга славян описать было не можно.

Торжество веры, конечно, производит впечатление, приятнее всякого другого. Добрые славяне признавались, что они никогда с такой радостью не встречали великого праздника, и дня, который препроводили вместе с нами, никогда не забудут. Иностранцам, особенно католикам, нравятся наши церковные обряды; они сознаются, что со всей пышностью в греко-российском богослужении соединено приличное великолепие, вливающее в душу священное благоговение; но при всем том они не иначе называют нас, как отступниками (Schismatici), а иногда обряды наши представляют совсем в превратном виде. Вот тому разительный пример. Один путешественник, бывший во время Пасхи в С.-Петербурге, описывая торжество сего дня, между прочим, сказал: чувствительно было для меня видеть, когда все бывшие в церкви, без различия чинов, царедворец и солдат, крестьянин и генерал начали обниматься и целовать друг друга в уста, говоря один другому: Crestovsky ostrov, vasilifski ostrov, то есть вместо «Христос воскресе» – Крестовский остров, а вместо «Воистину воскресе» – Васильевский остров.

В конце марта война между Австрией и Францией, давно и с нетерпением ожиданная, началась. Начальствующий эскадрой капитан 1-го ранга Мих. Быченский, не имея никаких повелений, в каком отношении должны мы были считать себя с австрийцами и французами, для получения нужных наставлений, 1 апреля отправил в С.-Петербург лейтенанта Кар. Вас. Розенберга. По занятии Триеста 6 мая французскими войсками положение нашей эскадры сделалось затруднительным, ибо французские и австрийские генералы при всяком случае уверяли нас, что мы с ними в союзе. Недоумение сие продолжалось до прибытия из Вены в Триест бывших посланников при сицилийском дворе и Оттоманской Порте тайных советников Д. П. Татищева и Италинского. 10 мая, несмотря на множество английских крейсеров, 10 французских канонерских лодок успели прокрасться из Венеции в Триест. 13 мая министр морских сил Итальянского королевства Кафарелли посетил нашего начальствующего; ему салютовано было из 13 пушек. В сей же день, по причине гнилости корабля «Уриила», снята была с него половина пушек, которые поставили на моле старого карантина. (Австрийцы не оставили в Триесте ни одного орудия.) Распоряжение сие послужило к нашей пользе или, лучше, лишило нас случая с выгодой сразиться с англичанами. 17 мая на рассвете английская эскадра, состоящая из 5 кораблей, 3 больших фрегатов и брига, показалась у мыса Салвора и шла на всех парусах к Триесту. Эскадра наша переменила позицию и стала так близко берега, что неприятелю пройти между нашими кораблями и атаковать нас с обоих бортов было невозможно