Записки младшего научного сотрудника (сборник) - [4]

«Объясниться?» — вздрогнул я и поспешно сказал:

— Переходите ко второму вопросу. Микроскоп.

— Я хотела сказать, чтобы поставить тройку. Мне нельзя получать меньше. Поставить тройку, и я поступлю, — горячо зашептала она, и в голосе ее была настоящая страсть.

«Вот тебе и объясниться»! — подумал я и четко произнес:

— Микроскоп.

— Если я не поступлю, меня выдадут замуж. Насильно. У нас так делают с молодыми девушками.

«Черт-те что! — подумал я. — Какие-то байские пережитки!»

— Может быть, вы ответите на другой билет? — предложил я.

— Зачем другой? Я не прошу пятерку. Неужели вам не жалко судьбы молодой девушки? Меня уведут в дом к старику. Я боюсь его…

«К старику… — размышлял я. — Это меняет дело. В конце концов, если вылетит после сессии, не моя вина».

— Ну что ж, по билету у меня вопросов больше нет, — сказал я, чтобы все услышали.

— У нас никто не спрашивает согласия, — продолжала она. — Меня обручили, когда я ходила в детский сад. Теперь он ждет. Разве это справедливо? Разве вы отдали бы свою дочь гадкому тридцатилетнему старику?

И тут я вспомнил, как ровно неделю назад меня поздравляли друзья. Они говорили, что я совсем еще неплох, что приближаюсь к жизненному пику, что выгляжу максимум на двадцать шесть. Я охотно верил, но на душе было как-то неспокойно, потому что в тот день мне исполнилось тридцать.

Поставил я ей двойку. Вкатил два шара.

Пускай возвращается в Алма-Ату. Или в Ташкент, Самарканд и Бухару. Пускай летит на крыльях любви.

Роза. Персик. Урюк.

Пускай скрасит последние годы жизни тому тридцатилетнему старцу. Физики она все равно не знает.

Первенец

Когда мы с женой ждали первенца, мы, конечно, были счастливы. Наше счастье омрачалось лишь одним обстоятельством, а именно — полной неясностью относительно даты появления первенца. Естественно, мы знали, что первенец обычно появляется примерно через девять месяцев. Согласитесь, довольно скудная информация. Во-первых, неизвестно, откуда считать. А во-вторых, очень расплывчатый срок. В этом вопросе налицо какая-то недоработка. Сказали бы ясно: в последний вторник девятого месяца, например. Или в первое воскресенье десятого. Не было бы тогда такой трепки нервов.

Последний месяц мы жили, как на иголках. Особенно я. Первенец затаился и, по-видимому, готовил нам крупный сюрприз. Он выбирал наиболее неподходящий момент. Надо сказать, это ему полностью удалось.

Жена растолкала меня в три часа ночи и сказала:

— Кажется, началось!

— С чего ты взяла? — протирая глаза, спросил я.

— Периодические боли, — грамотно сказала жена. Она начиталась всякой популярной литературы и теоретически была подготовлена отлично.

— Где? — спросил я.

— Где! Где! — рассердилась жена. — Вот он сейчас как родится! Будешь знать. А ты в один трусах.

Это, действительно, был непорядок. Не годится встречать своего собственного первенца в одних трусах. Поэтому я оделся и побежал звонить по автомату в «Скорую помощь».

— «Скорая» слушает, — сказал сонный женский голос.

— У нас роды, — часто дыша, сообщил я.

— Почему вы так решили?

— Есть некоторые признаки, — уклончиво ответил я.

— Роды первые?

— Первые! Первые! — радостно закивал я.

— Позвоните утром. Нечего горячку пороть, — суровым голосом сказала женщина и повесила трубку.

Я вернулся домой. Первенец еще не появился, но мог это сделать в любую минуту. Время от времени жене становилось плохо, а потом опять хорошо. Это сбивало с толку.

— Может быть, у тебя аппендицит? — высказал я предположение.

Жена уничтожающе на меня посмотрела, и я побежал за такси. На стоянке стояла машина, в которой спал шофер. Было неудобно его будить, но я разбудил. Шофер недовольно выслушал меня и сказал, что он уже однажды возил кого-то в родильный дом. Знает, чем это пахнет. Я все-таки настаивал, и мы в конце концов договорились. Машина подкатила к дому. Я побежал за женой. Была тайная надежда, что на этот раз она уже родила и, таким образом, все разрешилось само собою. Но было как раз наоборот. Жена чувствовала себя превосходно. Она заявила, что боли прошли и она хочет спать.

— А такси? — закричал я. — Человека разбудили!

Жена неохотно оделась, и мы вышли. Шофер снова спал. Проснувшись, он посмотрел на мою жену скептически и сообщил, что при родах обычно так весело не улыбаются. При родах, оказывается, принято орать. Жена сказала, что ей воспитание не позволяет орать ночью на улице. Шофер хмыкнул, и мы поехали.

Родильные дома ночью, слава Богу, работают. Мы нашли один и постучались. Шофер сказал, что он подождет, потому что неизвестно, чем это кончится. На стук вышла какая-то бабка в белом халате.

— И-и, милая! — замахала она руками на жену. — Езжай обратно. Через недельку приедешь.

— Вы что, врач? — спросил я.

— Я, папаша, тридцать семь годков на этом месте, — сказала бабка.

Я смутился. Главным образом из-за того, что меня назвали папашей. Каковым я еще фактически не был.

Пришла откуда-то женщина-врач и тут же подтвердила бабкин диагноз. Она даже не выслушала жену трубочкой. Трубочки у нее просто не было.

Обманутые в лучших чувствах, мы снова сели в такси. Шофер почему-то смеялся. Видимо, от этого жене снова стало плохо. Она побелела и скрипнула зубами.