Записки майора Томпсона - [45]

— Нет, нет, не уходите, Бло! Вы можете остаться. Господин N, разрешите вам представить господина Бло, моего актуария. Он сейчас назовет вам те цифры, которые я не могу припомнить.

Мое присутствие явно вдохновляет Барнажа. Под его опытной рукой я кручусь как колесо. Я становлюсь его вещью.) Он, видимо, все-таки прирожденный актер: вся его жизнь состоит из номеров, которые он исполняет, чтобы ослепить других и самого себя. Он постоянно играет какую-нибудь роль. Естественным он, вероятно, бывает лишь несколько секунд утром, при пробуждении… И тотчас спасается бегством от самого себя. Свой первый номер — «у телефона» (поскольку телефон и секретари — главные аксессуары этого актера) — он исполняет для своей супруги, прекрасной мадам Барнаж: деловой человек международного класса, который, прежде чем принять ответственное решение, проверяет биение пульса столиц мира. Он вызывает финансовый отдел:

— Какие новости из Лондона?.. В Нью-Йорке все спокойно?.. Не упускайте из вида Ирак… Это может оказаться очень важным… Кто у нас там? (Он все прекрасно знает, но предпочитает делать вид, что это ему неизвестно)… Но это же круглый дурак… (Послушать Барнажа: кругом одни дураки). Держите меня в курсе. Если атмосфера накалится, пусть посылают Рамейя или Вальге… Дайте мне Бло!

Я легко могу представить себе, как Барнаж затем переходит к своему следующему номеру — «с детьми»: сверхзанятый человек находит время исправить игрушечный электропоезд своему сыну. Ему было бы очень приятно, если бы именно в это время позвонили из компании и он бы ответил, что для него дети важнее Ирака. Исполнив третий номер «с шофером» (добродушие и покровительственная фамильярность), Барнаж, уже хорошо обкатанный, появляется на основной сцене — в компании.

В тот день, вызвав нас к себе, Барнаж начал так:

— Как стало мне известно (одно из его любимых выражений), сотрудники некоторых отделов не отвечают вообще или отвечают с большим опозданием на письма клиентов. С этим пора наконец покончить. — В микрофон: — Жанина!

— Жанина, прошу вас, сейчас я вам продиктую приказ всем начальникам отделений. Вы хорошо меня поняли: «Всем». Копию генеральным директорам.

(Пересылать нам приказ нет никакой необходимости, поскольку мы находимся в его кабинете, но он хочет подчеркнуть свою корректность по отношению к младшим сотрудникам.)

— Как мне стало известно из ряда источников, нет, зачеркните это, хотя, впрочем, лучше оставьте… Как мне стало известно из ряда источников (здесь следует легкое постукивание серебряного карандашика), в некоторых отделах отмечается небрежное отношение к ответам на письма наших клиентов, занятая, или тех, занятая, кто могли бы стать нашими клиентами, двоеточие, отвечают либо недостаточно быстро, запятая, либо недостаточно точно, точка. С новой строки. Я считаю недопустимым подобное пренебрежение своими обязанностями, точка с запятой, даже не будучи злонамеренным, оно наносит значительный ущерб нашей компании, точка. Я требую, запятая, чтобы с сегодняшнего дня ответ на любое письмо отправлялся в течение 48 часов с момента его получения и чтобы всем посетителям, запятая, будь то, подчеркните «будь то», нет, зачеркните «будь то», чтобы не повторять глагола «быть», и чтобы всем посетителям был оказан максимально внимательный прием, точка. Начальники отделений будут нести персональную ответственность за каждое нарушение этих элементарных правил вежливости.

Закончив диктовать, Барнаж повернулся к нам с улыбкой:

— Ну как вы думаете, это звучит достаточно убедительно?

Гогэ тут же поспешил подобострастно воскликнуть:

— Да, все изложено великолепно, мсье Барнаж!

— Ведь приходится твердить прописные истины…

— Что поделаешь!

— А я не слишком резок?

— Нет, это только пойдет им на пользу!

Барнаж, чувствуя себя на седьмом небе, бросает секретарше:

— Напечатайте специальный экземпляр для президент-директора. Ну что ж, вы свободны, господа… Да, Шанина! Пожалуйста, напомните мне, что сегодня вечером я обедаю у Ламорисьера. Какая тоска! Впрочем… Это может оказаться нам полезным. Соедините-ка меня с Лондоном. Мне нужно сказать Уиплеру пару слов до летучки.

Барнаж не в силах был устоять перед искушением сообщить нам, что обедает у министра финансов. Он запросто называл его Ламорисьером, можно было подумать, что они близкие друзья, тогда как на самом деле он впервые отправлялся к нему на обед. Да еще просит секретаршу напомнить ему об этом беспрецедентном событии, словно среди своих многочисленных дел может забыть о нем. Барнажу приятно, если ему лишний раз напомнят о том, что льстит его самолюбию, хоть сам он затвердил это наизусть. На его письменном столе, содержащемся в идеальном порядке, на самом видном месте красуется несколько визитных карточек высокопоставленных лиц: «Посол Великобритании и леди Хэттингтон имеют честь просить Вас присутствовать на приеме по случаю визита Ее Величества Королевы (фрак, ордена)». Если текущий месяц не богат визитными карточками такого рода, на столе сохраняются карточки прошлого месяца.

* * *

После этой классической интермедии мы оставляем Барнажа наедине с его секретаршей. Он и тут продолжает диктовать; обычно именно в эти минуты (моя разведывательная служба работает точно) Барнаж, стараясь убедить себя в собственном могуществе, диктует проекты писем, обращенных к гораздо более высокопоставленным лицам, чем он, писем, которые если и дойдут до своих адресатов, то разве что в сильно подслащенном виде. Составленные в форме ультиматума, они дают Барнажу пусть мимолетное, но столь сладостное ощущение всемогущества. Сколько побед одерживает он таким вот способом ежедневно над своей секретаршей, на которую он обрушивает громокипящий огонь своих эпистол (словно она генеральный директор или министр иностранных дел) и которая покорной рукой записывает диктаторские мысли. Одному богу известно! Зато всем нам хорошо известен повелительный тон его приказов, насыщенных причастными и деепричастными оборотами. Он не упускает случая употребить один из этих оборотов и, как всякий, кто слишком часто к ним обращается, теряет чувство меры: