Записки летчика-наблюдателя - [21]

В холодную погоду дело осложнялось тем, что, высовываясь из кабины, надо было беречь лицо от обмораживания. Приходилось защищать полотенцем часть лица, которая находилась с наветренной стороны.

Свинцовые стрелы длиной около десяти сантиметров выбрасывались из небольшого деревянного ящика. Ящик надо было держать, стоя в кабине, затем в нужный момент перевернуть и вытрясти из него стрелы. Стрелометание не корректировалось. О том, что стрелы попали в цель, можно было судить по разбегавшимся солдатам противника. По опыту первой мировой войны было известно, что невидимое и почти неслышимое падение стрел производило большое деморализующее действие на войска.

* * *

Наш отряд пополнился еще одним летчиком: на «Сопвиче» прилетел к нам летчик Василенко. Он находился на службе в одной из авиационных частей Восточного фронта. Там он отличился, выполняя сложные задания командования. В прошлом рабочий, летчик, солдат старой армии, Василенко был членом РКП(б). Высокий, сильный, с красивым мужественным лицом, Василенко обращал на себя внимание. Он носил черные усы, которыми очень гордился. Темно-карие большие глаза летчика искрились весельем, но становились злыми, когда речь заходила о белых.

Мотористом для обслуживания самолета Василенко был назначен Федоров.

С наступлением сумерек жизнь на аэродроме затихала. Самолеты противника в ночное время не появлялись над городом, и поэтому летчики и мотористы, за небольшим исключением, были свободны. Надо сказать, что, несмотря на войну, плохое питание и изнурительную жару, по вечерам кинотеатры, цирк, оперный театр, парки и улицы города были заполнены народом, особенно молодежью.

Военнослужащие нашего отряда тоже гуляли в парках города со знакомыми девушками, посещали кинотеатры. Часто в свободное время к нам в общежитие заходил комиссар Шкуро. Он засиживался до глубокой ночи, беседуя на самые разнообразные темы. По инициативе комиссара Витьевский в течение нескольких вечеров рассказывал нам что-нибудь из истории авиации. Эти рассказы всех очень заинтересовали.

Встречи в общежитии сближали Витьевского с нами. Летал он смело, старался как можно лучше выполнить боевое задание. Неприязненное отношение к нему некоторых наших товарищей постепенно исчезало. Витьевский оставался беспартийным, но честно относился к своим обязанностям.

С большим удовольствием слушали мы по вечерам игру на гармони красноармейца кубанца Брайко. Особое место в его репертуаре занимала «кабардинка». Под эту музыку танцевали в отряде почти все, кто лучше, кто хуже, но все с исключительным азартом. Лучшим ее исполнителем был уроженец Краснодара кубанский казак шофер Гришко. Гришко со своей автомашиной прошел весь путь Таманской армии — от Краснодара до Астрахани. Это он с делегатом командования таманцев проскочил через расположение белых войск генерала Покровского и добрался до своих. Он предупредил командование Красной Армии о близости таманцев, стремившихся выйти из тыла белых, чтобы соединиться с войсками 11-й армии. Гришко был коммунист. Во всем — и в лице его, и в манере держаться и говорить, в его суждениях и поступках сказывались веселый нрав и отчаянная смелость.

Неизменным партнером Гришко в танце «кабардинка» был Сережа Кузьмин. Когда начинала танец эта пара, все останавливались и плотным кольцом окружали Гришко и Кузьмина. Худенький, миниатюрный Кузьмин, с кудрявой шевелюрой цвета спелой ржи и голубыми глазами, танцевал за девушку. Все движения его были полны грации: он удивительно легко и неутомимо носился по кругу, уклоняясь гибкими и быстрыми движениями от наскоков Гришко, танцевавшего за парня. Гришко неистовствовал на кругу. Он то и дело залихватски сдвигал то на затылок, то на лоб свою кубанку, выхватывал из ножен кинжал и, сверкая им, устремлялся на своего партнера, бешено перебирая ногами, обутыми в мягкие кавказские сапожки. Кинжал Гришко то блестел над его головой, то угрожающе крутился в его вытянутой правой руке, а Брайко все усиливал темп игры, и все быстрее носились по кругу Гришко и Кузьмин. Азарт танца заражал, увлекал всех зрителей: они прихлопывали, притопывали, поводили плечами и, не сходя с места, тоже танцевали.

Но не все вечера проходили в танцах. Все больше и больше пробуждался в отряде интерес к чтению художественной литературы. Небольшая отрядная библиотека все время пополнялась новыми книгами. Об этом заботился комиссар. Он доставал книги через губком партии из местных городских библиотек и даже покупал книги за свой счет на «толкучке». Наибольшей любовью пользовались у нас в то время стихи Некрасова.

Большим любителем поэзии оказался летчик Василенко. Он знал на память и любил декламировать стихи Тараса Шевченко.

В отряде было много любителей пения. По вечерам в общежитии не смолкали песни, игра на пианино и гармони. Лучшим певцом был Володя Федоров. Пели революционные песни, а из старых особой популярностью пользовалась «Есть на Волге утес».

Июль 1919 года в Астраханском крае, как обычно, начинался сухими и горячими восточными ветрами. Ручьи и небольшие степные реки пересыхали. Даже такие реки, как Яшкуль и Элиста в западной части астраханской степи, и те с самолета были почти неразличимы. Вся астраханская степь к этому времени выгорала и сверху казалась бурой, однообразной. Исключением из этой однообразной панорамы и хорошим ориентиром для летчиков была цепь Сарпинских озер: Шарабуха, Цаган-Нур, Хенота и других, тянущихся с севера на юг в западной части степи. Озера блестели отраженными лучами солнца и были видны далеко с воздуха. Рукава и протоки нижнего плёса Волги обмелели, и на их берегах явственно выступали темные заросли тростника и камыша. Температура днем упорно держалась свыше 30° в тени.