Записки лётчика-истребителя - [3]

В августе 1936 дедушка Николай привез меня в Могилев к своему брату Евдокиму Ивановичу, бывшему там, как я уже писал, директором железнодорожной школы. Нас радушно встретил сам дедушка Евдоким, его жена — тетя Ксения и их дочери Галя — ученица 10 класса и Наташа, которая только готовилась идти в школу.

Вскоре я стал учиться в 8 классе, что было непросто, ведь моими сверстниками были в основном те, кто с детства учился в русской школе, я же 7 классов закончил в белорусской школе. Труднее всего давались мне русский и немецкий язык. Жизнь в чужой, хотя радушной и гостеприимной семье, вдали от дома, угнетала меня и поэтому в 9 класс я перевелся в Бобруйск, в 1-ю Сталинскую школу, сняв угол (койко-место) неподалеку от школы.

…В один из осенних дней 1937 года в нашу школу пришел представитель Бобруйского аэроклуба техник Василевский, провел беседу с учениками старших классов, рассказал о реальной возможности овладения сказочной летной профессией. Неудивительно, что все мальчики нашего 9 класса записались у него. Пошли на медицинскую комиссию. Медкомиссию прошли, однако, лишь несколько учеников, а остались учиться в аэроклубе только двое — я в летной группе и Николай Пинчук в технической. Остальные не смогли преодолеть родительского вето, профессия эта в то время казалась крайне опасной и мальчишек из благополучных, по тем временам зажиточных семей, в авиацию шло немного.

Лично я мечтал стать летчиком лет с шести, с тех пор, как увидел самолет, севший на вынужденную посадку в 5–6 км от нашего поселка. Дело было зимой, самолет приземлился на лыжах. А два летчика в меховых комбинезонах, унтах и летных шлемах с очками окончательно потрясли мое воображение. Живя в Бобруйске, где был военный аэродром, я нередко любовался как летают самолеты, во все глаза смотрел на встречавшихся на улицах летчиков, бывших в моем представлении полубогами.

Когда я уже начал заниматься в аэроклубе, начштаба сообщил мне, что не нашли моей справки о прохождении медкомиссии и предложили пройти ее вторично. Вот тут и произошло недоразумение: всех врачей я прошел снова, но терапевт не допускал меня «на летчика», только на «техника». Это был самый сильный удар судьбы, нанесенный мне в то время. Однако через два дня я снова пошел к этому врачу и убедил его, что первый раз прошел медицинскую комиссию «на летчика», здоров и страстно желаю им стать. Врач, по-видимому сжалился надо мной и удовлетворил мою слезную просьбу, дав заключение «годен к летной службе». Вот этим заключением мне и открылась дорога в авиацию. Позднее выяснилось, что анкета о прохождении мною медкомиссии была украдена из аэроклуба родителями ребят, которым не разрешили там учиться из-за боязни, что они могут погибнуть, т. к. были случаи, когда самолеты в районе Бобруйска разбивались.

В то время, в 1936–1937 годах, был провозглашен призыв: дать стране 150 тысяч летчиков, наш Ленинский комсомол взял шефство над авиацией.

В 1937 году днем я учился в 9 классе, а вечером в аэроклубе. Особенно успевал по математике, а в аэроклубе занимался только «на отлично». Весной 1938 мы окончили в аэроклубе теоретическое обучение и в мае, с аэродрома Еловики, началась летная практика на самолете У-2.

Той же весной меня и бабушку постигло большое горе — дедушку Николая, учителя Лавицкого, который обучал детей с 1 по 4 класс и соседей Парахневичей — Михаила и Алексея — арестовали. Причина их ареста до сих пор не ясна. Через 5–7 месяцев выпустили Парахневичей. Дедушка же не выдержал лишений заключения и вскоре умер в тюрьме.

Несмотря на горькую потерю я продолжал летать на У-2 в аэроклубе, а по воскресеньям уезжал к бабушке Наталье — помочь по хозяйству, да и самому запастись нехитрой снедью.

Осенью 1938 года я окончил аэроклуб и председатель комиссии — командир авиаэскадрильи Одесского военного училища майор Сидоров, который проверил технику пилотирования в воздухе, — дал самую высокую оценку моим летным качествам.

В октябре мне вручили комсомольскую путевку и предложили явиться на станцию Березина с определенными вещами, предупредив — без родственников. Даже не сообщили, куда повезут. Все держалось в секрете.

Перед отъездом я заготовил бабушке торфа и дров года на два. Простившись с бабушкой и сестрой Юлей, не окончив 10 класс, я уехал в авиационное училище, тогда еще неизвестно в которое — это держалось в секрете. Начиналась новая жизнь.

До сих пор я с благодарностью вспоминаю своих учителей, кто в то непростое время делился со мной своими знаниями, кто дал мне возможность овладеть современнейшей в то время профессией летчика.

В начальной школе, в поселке Большевик, эрудированный и терпеливый учитель Лавицкий научил нас, деревенских ребятишек читать, писать и считать, привил любознательность, дал первые систематизированные представления о человеческой культуре. Несмотря на врожденную тактичность он был требователен и приучал нас к дисциплине.

В 6-й неполной средней школе Бобруйска запомнились директор — Широкий Алексей Иванович — он вел белорусский язык и Вера Ивановна, учившая математике. Относились учителя ко мне хорошо, особенно Вера Ивановна. Порой и она не могла решить задачу или пример по алгебре так, чтобы ответ был точен, а я ночь до утра просижу, а все же найду решение.