Записки лётчика-истребителя - [27]

Считаю, что труд мой не пропал даром: летчики сражались в целом грамотно и эффективно, до самого конца войны почти не имея потерь, и закончили войну, облетев небеса над Берлином, Прагой, Веной.

Вскоре, во многом благодаря заботе командира дивизии полковника Ю. А. Немцевича, полк восстановил и приумножил свою боеспособность. Летали много, потери наши уменьшились. Главным образом сопровождали бомбардировщики Пе-2 и Ту-2, прикрывали поле боя наших наземных войск.

30 октября 1943 года у меня в эскадрилье уже было 10 обстрелянных летчиков, участвовавших в воздушных боях под моим командованием, определились в парах ведущие и ведомые летчики.

Указанный боевой порядок в воздухе все летчики выдерживали, за исключением лишь летчика Ивана Ипполитова. Дрались с врагом смело, приобретая боевой опыт.

У меня к тому времени выработалась своя тактика ведения воздушного боя, основанная на том, что, как правило, я всегда первым замечал самолеты противника и затем, не давая на раздумье ни доли секунды ни летчикам противника, ни своим, шел в атаку, ведя свою группу на самолеты противника под любым ракурсом. Старался с первой атаки сбить врага, потом следил и оберегал своих летчиков от атак истребителей противника и, таким образом, управлял воздушным боем.

Выработанные приемы, как мне кажется, добавляли уверенности моим летчикам, делали их дерзкими и решительными. Ведь когда командир группы сам первым идет в атаку, то пример этот воодушевляет летчиков, придает им смелость, пропадает изначальная робость, исчезает боязнь за свою жизнь, а противник, напротив, нередко бывает деморализован, лишен инициативы, сломлен дружной настойчивостью и неожиданностью атаки.

Внезапность атаки — есть один из факторов победы и подчас она ошеломляла немецких летчиков и лишала их возможности самим прицельно атаковать или бомбить наши войска. Зачастую они сбрасывали бомбы куда попало, даже на свои позиции, и поспешно удирали с поля боя.

Каждый вылет мы всегда разбирали на земле с летчиками, а в воздухе я старался держать всю эскадрилью в поле зрения. И, оглядываясь назад, сегодня можно со всей ответственностью сказать, что начиная со второй половины октября 1943 года летчики эскадрильи воевали грамотно. Особенно сильна была шестерка Архипенко — Бургонов, Королев — Мариинский, Лусто — Глотов.

Правда, был в авиаэскадрилье один летчик-трус. Как ни старался я сделать из него бойца, так и не получилось. Неоднократно от меня даже требовали отдать его под трибунал. Рискуя собой, я несколько раз брал его своим ведомым, но неизменно, когда подлетали к линии фронта, он удирал на свой аэродром, уныло и путано объясняя потом, что у него забарахлил мотор. Отправили его на восток и, вроде, там его свои же механики и пристрелили.

Впоследствии, уже когда мы базировались в Румынии, прибыло очередное пополнение, и я взял ведомым летчика Бориса Голованова. Как-то в 1944 году довелось мне быть в Москве, в люберецкой авиашколе воздушного боя, и я зашел к его родителям. Отец жарко просил меня все сделать и сохранить его сына. Я его обучил как других летчиков, в жаркие воздушные бои не пускал, пока не оттренировал в воздухе по принципу — делай все как я и лишь когда стал уже в нем вполне уверен, начал брать его на боевые задания. Летал он хорошо, наказ его отца я выполнил и он не погиб, а впоследствии стал хорошим боевым летчиком. Служил Борис Голованов в частях ВВС, подполковником ушел в запас.

В полку было, как обычно, три авиаэскадрильи. Вот и нас, командиров авиаэскадрилий, было трое, а как кто воевал — мы так толком и не знали, ибо одновременно участвовать в боях нам почти не приходилось.

Запомнил я и свою первую встречу с Иваном Кожедубом, показавшим себя в Курской битве.

30 октября 1943 года, под вечер, вернулись мы из боевого вылета и вдруг поступила команда перелететь в Пятихатки, что на той стороне Днепра. В качестве точки базирования был указан аэродром Зеленая. Там наши — может, кто и встретит. В общем, обычный перелет по тревоге, плохо лишь, что уже начало темнеть.

Взлетели, собрал группу, когда подлетели к аэродрому, уже сильно потемнело. Каждого летчика заводил на посадку по радио и сел сам последним. Оказывается, встречали нас летчики авиаэскадрильи Ивана Кожедуба. Там я встретил его ведомого Васю Мухина, моего одесского однокашника, с кем учились вместе в авиаучилище в 1938–1939 гг. Сам Иван Никитович тогда уже вошел в силу, менее чем за четыре месяца боев сбив 27 вражеских машин, и его имя было уже известно в летной среде. Рассредоточили самолеты, передовая команда их полка уже приехала, но без бензозаправщиков, и так как самолеты не было чем заправить, стало грустно на душе.

Сели на автомашину и уехали на ужин в столовую, я настолько налетался за день, что забыл — сегодня мне исполнилось 22 года, вспомнил об этом только в конце ужина.

Мы с Иваном Кожедубом всю ночь проговорили о тактике воздушного боя, о разнице боевого применения — ведь он воевал на Ла-5, а я на американской «Аэрокобре». Утром, чуть свет, мы все уже вновь были на аэродроме. Линия фронта от аэродрома Зеленая проходила совсем недалеко, всего в 5–6 км. Положение не ахти благоприятное, немцы всегда могли прорваться на аэродром.