Записки летчика-испытателя - [27]

Методика обучения у Н.И. Нуждина была своеобразной: он показывал в полете только особенности пилотирования того или иного самолета, какие-нибудь сложные режимы, ранее нами не выполнявшиеся, в остальном же представлял нам полную самостоятельность. На земле он тоже не "стоял над душой", мы должны были сами изучать технику, инструкции, описания, тренироваться в кабинах. К инструктору полагалось обращаться только тогда, когда все остальные возможности познавания были исчерпаны. Но если в чем-то допускалась оплошность, то немедленно разражалась гроза. Меня, уже привыкшего к своему более-менее привилегированному положению в аэроклубе, брала оторопь, когда приходилось выслушивать сентенции грозного инструктора…

Не забуду, как однажды, после первых контрольных полетов на Ил-28, Николай Иванович посулился прогнать меня с аэродрома, если я и в дальнейшем буду допускать ошибки, которых, по его мнению, нормальный летчик делать не может. По правде говоря, дело тут было не в ошибках, а в том, что инструктор увидел меня перед полетами не за изучением инструкции, а за игрой в нарды… От такой перспективы у меня начали дрожать ноги на педалях, но с духом я все-таки собрался, и мое изгнание с аэродрома не состоялось.

Первое время инструктор ко мне присматривался, держал, так сказать, "на коротком поводке" — на первых трех типах: МиГ-15, Ил-12 и Ил-28 я получил вывозных полетов побольше, чем Волк и Близнюк. Но на всех последующих самолетах количество "вывозных" ограничивалось двумя-тремя полетами, как и предрекал нам Михаил Кондратьевич.

Вообще учеба в ШЛИ воспринималась мной, как сказочный сон. Представьте себе: инструктор говорит, что через два-три дня тебе предстоит вылет на МиГ-19. Громоздишь около себя гору инструкций, тренируешься в кабине, сдаешь зачеты и через три дня сидишь в этом красивом, мощном истребителе, просишь разрешения на запуск двигателей, причем надо лететь одному, без инструктора, так как "спарки" этого самолета нет. Каково мне, кроме легких самолетиков с полотняной обшивкой ничего в жизни не видевшему, пережить эмоции, связанные с этим полетом! Но переживал, как-то справлялся…

Должен сказать, что летать на реактивных самолетах, особенно на истребителях, мне показалось не так уж и трудно, а, может быть, как это ни парадоксально, в чем-то и проще, чем на поршневых самолетах. К скорости перемещения земли на взлете и посадке быстро привыкаешь, расстояние до земли на этой скорости определяется легко — если смотреть, куда надо, — влияние ветра сказывается меньше, к тому же все скоростные самолеты имеют шасси с передней стойкой, что облегчает выполнение взлета и посадки. Обзор на большинстве реактивных самолетов хороший, вибрация и шум двигателей в кабине несравнимо слабее, чем на поршневых, поэтому полет на реактивном самолете много комфортабельней.

К своему удивлению и огорчению, первое время я с трудом переносил перегрузки на пилотаже: казалось, мозги оседают под черепной коробкой, и очень хотелось, чтобы эта пытка поскорей закончилась… Для меня это было тем более неожиданно, что я свободно переносил большие перегрузки на акробатическом пилотаже — они достигали 7–8 единиц, а при переходе из "обратных" фигур в "прямые" перепад перегрузок мог быть 12–13 единиц! Дело здесь было в том, что на спортивных самолетах продолжительность воздействия перегрузки измеряется секундами, а на реактивном истребителе — десятками секунд, переносимость же умеренных, но длительных перегрузок хуже, чем больших кратковременных. Но организм быстро привык, и мне уже хотелось подольше пилотировать чудесный реактивный истребитель.

Тяжелые самолеты поначалу были мне не совсем послушны — у них, естественно, более медленная реакция на отклонение рулей, я же привык, чтобы машина слушалась малейшего движения ручки, но потом я научился соразмерять скорость реакции самолета со скоростью отклонения рулей и начал входить во вкус пилотирования большого, тяжелого самолета.

Мы летали практически на всех серийных истребителях и на большинстве типов эксплуатируемых в то время тяжелых машин, и было довольно интересно пересаживаться с Ту-16 на МиГ-21, к примеру. Но все-таки большее удовольствие я испытывал при полетах на истребителях.

Особенно по душе мне пришелся МиГ-19 — приземистый, на широко расставленных ногах, с длинными, сильно скошенными назад крыльями, мощный и верткий самолет. К тому же вылетать на нем пришлось без провозных полетов, как я уже сказал выше. Впервые я узнал, что такое форсажный режим работы двигателей, что такое полет на "сверхзвуке", именно на МиГ-19.

В очередном полете в зону, в наборе высоты я включил форсаж: что-то толкнуло меня в спину, резко изменился звук работы двигателей, и могучая сила потащила самолет вперед. Задираю нос машины к небу — а скорость все растет, уже и ноги мои выше головы — а самолет разгоняется… Пока я пытался справиться с машиной, проскочил заданную высоту аж на два километра! "Вот это да! — подумал я, — на таком жеребце надо думать побыстрее, с "запасом".

Полет на "сверхзвуке" не произвел на меня особого впечатления — прыгнули вверх стрелки высотомера и вариометра, потише стало в кабине. Только гордость взыграла — смотрите, люди: я, еще вчера редко видевший на приборе скорость более 300 км/час, лечу быстрее звука!