Записки «лесника» - [11]

– Такой фамилии нет – а ты вообще кто такой? Хулиган?

Лицо фрау Кох принимает неприятный коричневый оттенок и сереет, как шинель мусора, дежурившего у кассы.

– Я – племянник Магомаева!!!

– Похож… и правда, – а документы у тебя есть?

– Да мы же ещё школьники, тёть!

– Ну ладно… мой любимый певец, повезло вам…

– Тут один товарищ звонил, что не придёт – отдам я тебе два его билета, – лицо кассирши в минуту становится похожим на Софи Лорен.

Мусор заглядывает к нам через плечо, но сгрузив последнюю пятёрку, дрожащими от радости руками, мы уже бежим в сторону Дворца Спорта.

Надо ещё успеть попить пивка…

Магомаев два

Неуловимое сходство с великим певцом ещё сослужило мне добрую службу. Перемахнув на десяток лет вперёд, мы окажемся в предолимпийской Москве, дорогой читатель.

Жизнь свела меня с одной компанией, это были приёмщики багажа с Казанского вокзала.

Здоровые мужики старше меня лет на десять.

Не мог понять, почему все ребята на машинах и при деньгах.

Однажды они ввели меня в курс дела. На камере хранения огромная табличка – «Мест нет». Рядом очередь, которая ждёт, когда они появятся.

– Ой, сыночек, прими у меня чумудан, а то совсем тяжело…

– Ты чего, мать, не понимаешь? Мест нет, и не будет! – говорит дюжее мурло и скрывается в окошке.

На самом деле мест для багажа до хуя и больше, вот только приёмщики не хотят ничего принимать.

Они ждут, когда им сунут пятёрку или трёшку. Утомлённые и измученные командировочные и просто колхозники не выдерживали и давали на лапу.

Приёмщиков багажа прикрывало начальство, вокзальные менты, районные ОБХСС-ники.

Все имели с этого неплохую долю.

Такие были времена.

Сошлись мы с одним парнем, он был внешне похож на очень популярного тогда Боярского, но гораздо здоровее и плотнее.

За это и получил кличку Малыш.

Так вот, с Малышом мы частенько вечером заезжали на Калининский проспект снять тёлок в одном из многочисленных кабаков.

Когда мы заходили в ресторан, то после знакомства Малыш или я как бы невзначай говорили:

– Во сколько завтра съёмка на Мосфильме?

Возникал неподдельный интерес.

И тут на-гора выдавалась сакраментальная информация.

Малыш – дублёр и каскадёр Боярского, а я – племянник Магомаева.

После такого фееричного ангажемента тёлки падали к нам в руки, как плоды перезревшей антоновки.

Легко и непринуждённо, на ходу, снимая трусы и бюстгальтеры.

Любой приличной девушке хотелось хоть на короткое время почувствовать себя немножко Магомаевой или Боярской.

СМЕРШ

В нашей семье всегда происходили удивительные встречи и знакомства. Когда папу летом 1941 года забрали на фронт, то он провоевал около полугода, затем был тяжело ранен, а после медсанбата попал в наркомат боеприпасов.

И сразу в личное распоряжение наркома Горемыкина Петра Николаевича.

До войны папа работал в наркомате путей сообщения и занимался как раз железнодорожными перевозками вооружения и боеприпасов.

И даже несколько раз был «десятым подающим» на докладе у лютого наркома Кагановича.

Тогда считалось нормальным делом выйти из его кабинета с мокрыми штанами. У Лазаря Моисеевича была под столом специальная кнопка.

Если он её нажимал, то тут же приходили «сотрудники органов» и ты навсегда исчезал в подвалах Лубянки с клеймом «враг народа» и «саботажник».

В альтернативном и лучшем случае Железный Нарком мог переебать по хребту или морде лица тяжёлым, как моя жизнь, «Личным делом сотрудника» в коленкоровом заскорузлом переплёте с железными уголками.

Или запустить в голову докладчика мраморным пресс-папье, надо было успеть увернуться – иначе ты калека или покойник.

После фронта и опыта работы в наркомате папу назначили одним из многочисленных помощников наркома Петра Николаевича.

Тогда-то он и познакомился с Юрием Борисовичем Левитаном и майором СМЕРШа Геннадием Петровичем Кодинским.

Папа частенько ходил обедать в гостиницу «Москва», а Левитан там перманентно проживал и уже водил дружбу с Кодинским.

Несмотря на войну, с продуктами в Москве было терпимо и даже по карточкам вполне хватало пропитания для нормального и неголодного существования.

А на чёрном рынке было вообще всё.

Даже французские духи – и это в те-то времена!

Все трое были примерно одногодки и сдружились на многие годы.

Вплоть до середины 1970-х годов и дядя Юра, и дядя Гена частенько бывали у нас в гостях, в нашей сокольнической двухкомнатной квартире.

Левитан работал на Центральном телевидении и радио почти до самой смерти, а дядя Гена трудился в «органах» даже после пенсии.

Бывших чекистов не бывает, ага.

Иногда они втроём, уже в самом конце войны, махнув по 200–300 грамм «наркомовского» спирта на рыло, выходили на променад по улице Горького в сторону Кремля и обратно.

Времена, друзья, всегда одинаковые – шли познакомиться с барышнями, или, как бы сказали сейчас, «снять тёлок».

Но комендантский час никто не отменял…

…И вот однажды останавливает их патруль городской комендатуры.

За что?

Да хуйня…

Дядя Гена достал из кармана трофейный парабеллум и стал салютовать в воздух в честь освобождения очередного города, что накануне по радио прочитал Левитан.

Но Левитана в лицо никто не знал.

Кодинский достаёт из кармана ксиву СМЕРШа и говорит патрулю: