Записки кукловода - [9]

Третий — Рома Кнабель, активист с энергичным бобриком над круглым лоснящимся лицом. Людей не принято разделять на породы, но этот — именно из породы профессиональных политшестерок. Он умильно улыбается во все стороны и единственный из всех не выглядит уставшим. Хвост у него отсутствует лишь по чистому недоразумению.

— Ну зачем ты так, Шайя? — говорит он, ласково поглаживая сам себя по голове. — Это грубо. По-моему, предложение Арика более чем великодушное.

— Да плевать я хотел на его предложения, — свирепо отвечает Шайя. — Я вам не кота в мешке продаю. Вы мои способности по предыдущим выборам помните. Если бы не я, вы бы тут стулья не полировали.

При упоминании о стульях Амнон страдальчески морщится и осторожно нагружает правую ягодицу, давая отдых левой. Невзирая на все его старания, геморройные шишки обнаруживают подмену и дружно протестуют.

— Ох… — вырывается у старика.

— Ох? — подхватывает Шайя. — Теперь вы говорите «ох», Амнон? А кто же, по-вашему, тогда выиграл? Уж не надутые ли спецы, которых вы выписали из Вашингтона, с их идиотскими рекомендациями ценой в полтыщи баксов за слово? На них, кстати, деньги нашлись. А что они тут смыслят, в нашем дурдоме?.. Короче, так. Воля ваша, берите кого хотите. Моя такса простая: сорок тысяч на все про все, причем половину вперед. А нет, так я ухожу, прямо сейчас. Догадываетесь, к кому?

Бухштаб хитро щурит глазки.

— Думаешь, там тебе больше дадут?

— Дадут. А не дадут — и на меньшее пойду, просто из окаянства, лишь бы вам, подлецам, насолить. Неблагодарность должна быть наказуема.

— А как же принципы, Шайя? — изумленно вопрошает породистая шестерка. — Неужели ты делаешь это только из-за денег?

— Ты бы, Рома, отодвинулся куда подальше… — мрачно советует ему Шайя. — Чтоб я до твоей принципиальной морды не доплюнул.

Рома беспомощно разводит ручками — что, мол, поделаешь с таким хулиганом? Пауза. В тишине лишь громко стукает стрелка настенных часов, отрубая минуту за минутой от и без того истончившегося ломтя времени.

— Ладно, — говорит Бухштаб, хлопая ладонью по столу. — Тридцать пять. Но учти, это мое последнее слово.

— Тридцать девять. Мне детей кормить надо.

— Нет у тебя детей, Шайя. Сойдемся посередке. Тридцать семь.

— Посередке — это тридцать восемь, — ухмыляется Шайя.

— Тридцать семь пятьсот.

— Плюс машина, ноутбук и мобильник на четыре месяца.

— Рвач ты. Ну зачем тебе машина? У тебя же есть.

— А бензин? А амортизация? А стоянка? — Шайя обводит присутствующих победным взглядом и припечатывает: — Кстати, стоянка — тоже за ваш счет.

Бухштаб вздыхает и смотрит на Босса.

— Ох… — охает Босс, переваливаясь на левую ягодицу. — Нам пора, Арик. Митинг.

— О'кей… — Бухштаб встает. — Рома, подготовь договор с этим пройдохой, пусть подпишет. Шайя, можешь начинать сейчас же.

Он помогает Боссу подняться. Рома, вытянув шею и непроизвольно повизгивая, наблюдает за этой непростой процедурой. В тишине кабинета сухо щелкают суставы. Закрепившись в вертикальном положении, Амнон Брук шагает к выходу, прямой, как генеральная линия.

— Вот еще, нашел фраерка… — фыркает Шайя вслед. — Я, кажется, ясно сказал: половину вперед, плюс тачка, комп и мобила. Тогда и начнем. Сначала зелень, потом понос.

Пропустив вперед Босса, Бухштаб оборачивается.

— Черт с тобой, кровопийца… Рома, подсуетись по-быстрому.

— Какой неприятный тип, — говорит Амнон Брук, спускаясь с Бухштабом на улицу к ждущему их лимузину. — А что, нельзя обойтись без него?

— Можно, — мрачно отвечает Битл. — Но это получится намного дороже. Я ж тебе говорил, Амнон, — доставай деньги. Жми на своих жирных спонсоров…

— Деньги, деньги… только и знаете, что деньги… — ворчит старик, пристраивая свой геморрой на кожаное сиденье. — А ты без денег смоги… ох…

Битл, отвернувшись, молча скалит свою квадратную физиономию советского функционера.

Теперь, когда никто, кроме меня, не видит, в ней появляется что-то волчье. Откуда? Да кто ж его знает? Я ведь его на роль обыкновенного пройдохи готовил, не более того… Говорю я вам: самостоятельность кукол поражает воображение. Никогда не знаешь, какой фортель они выкинут в следующую минуту. Впрочем, возможно, это мне просто показалось. Знаете, как иногда бывает: игра света и тени, жизни и смерти, лимузин со шторками…

* * *

Звучит он и в самом деле здорово, этот Шайя, оттого и ценится. За словом в карман не лезет. Слова Шайя выхватывает прямо из воздуха студии. Они теснятся там, кашляя от густого сигаретного дыма, робкие, прозрачные, не пришей-кобыле-хвостые. Никто их, бедных, не видит, никому они не нужны. А Шайя вот видит. А Шайе вот они очень даже кстати. Хвать! Хвать! Это туда, это сюда… вот тебе и предложение, можно даже сказать — фраза. Да какая! Хлесткая, быстрая, как плеть. Или наоборот — убойная, душная, тяжелее грязного мартовского сугроба. Или шустрая, хвостатая, неудержимая, как сперматозоид помойного кота. На все нужды, на все вкусы, полный набор.

Особенно хорош Шайя в беседах с радиослушателями.

— Алло! Кто у нас сейчас на проводе? Радиослушатель? Радиослушательница? Здравствуйте!

— Здравствуй, сволочь! — мрачно отзывается неизвестный.