Записки космического контрразведчика - [71]

Шрифт
Интервал

Было много и других закавык, но благодаря решительности Е. М. Примакова такие пунктики и подпунктики удалось подправить и принять документ, более-менее уважительный к России. Работа и взаимодействие с американцами пошли спокойнее и размереннее, без взаимных претензий. Притирка шла долго, да она, собственно, продолжается и сейчас. Важнее всего для нас, чтобы взаимодействие строилось на паритетных началах.

В процессе работы мы в Центре подготовки сразу заметили, как ревностно относятся американцы к своей технике и вообще ко всему своему. Срабатывает воспитание, привычка, привитая им с младых ногтей, что все американское — лучшее в мире, что они хозяева земли, что они всех сильнее и мудрее. И вдруг они приезжают в другую страну, не совсем, мягко говоря, устроенную в бытовом плане, в Звездный городок, едва сохраняющий признаки былой красоты, и Центр подготовки, где их начинают учить на технике, которой уже много-много лет. Но она, как ни странно, летает, потому что чрезвычайно надежна, хотя проста и дешева. И стартуют они вместе с нашими командирами на ракете Р-7, которой уже за 50 лет, но опять же она и проста, и надежна, и в сотни раз дешевле, чем «Шаттлы», которые уже исчерпывают свой ресурс. Они прилетают на станцию и вдруг обнаруживают, что русские выходят на работу в открытый космос в скафандре с птичьим названием «Орлан», который опять же проще, надежнее и дешевле американского. Но вся изюминка в том, что космонавт может одеть его один, без посторонней помощи. Американский же нужно одевать только вдвоем. Заметьте разницу, если учесть, что возникнет нештатная ситуация. И американские астронавты, опробовав и наш, и свой, прилетают домой и заявляют в НАСА, что русский скафандр лучше! И что бы вы думали? Таких непатриотичных астронавтов НАСА (американский Главкосмос) настоятельно просит покинуть отряд астронавтов, да с формулировкой, которая была в ходу в старые советские времена « за преклонение перед иностранной техникой». Во дают! А ведь было и такое. Да что говорить. С обеих сторон было немало ляпов, которые лучше не вспоминать, но знать надо, чтобы на таких отрицательных, иногда смешных, а порой грустных примерах учить молодое поколение, выстраивающее новые взаимоотношения в области международного сотрудничества в космосе.

Их нравы. Голландия

Тихим летним вечером 1990 года группа космонавтов с женами отправилась с Белорусского вокзала в Голландию. Конечной точкой был город Утрехт. Там в рамках Ассоциации участников космических полетов начинался очередной конгресс. Гостей должен были принять первый голландский космонавт Убо Оккелс, летавший на «Шаттле» с американцами.

Заняв свои места, с шутками и прибаутками начали, как и водится на Руси, с позиции «на дорожку». Поезд дернулся и, набирая скорость, помчал нас через Белоруссию в Европу. Интересное наблюдение пришлось сделать в процессе железнодорожного путешествия. Пока ехали по территории родной страны, поезд привычно трясло и покачивало на стыках, стрелках и поворотах. В Бресте вагоны переставили на другие колесные пары, поскольку, начиная с Польши, стандарты путей другие. Колея стала уже, и поезд пошел как-то мягче. Еще мягче стало, когда миновали границу ГДР. В тот период единая Германия переходила на единые дойч-марки — деньги ФРГ. Мы были очевидцами торжеств, которые проводились в Берлине по этому поводу. Правда, наблюдать все пришлось из окон движущегося поезда. Ночью мы въехали на территорию бывшей ФРГ, и сразу все заметили, что появился какой-то шелест, напоминающий шум дождя. Хотели было порадоваться и открыли окна, однако обнаружили, что дождя нет, а шум исходит от «шуршащих» по рельсам колес. Даже здесь была заметна разница в укладке и качестве железнодорожного полотна. Да, между двумя такими внешне похожими Германиями, ставшими наконец-то одной страной.

Утром следующего дня мы уже катились по Голландии и обнаружили, что здесь движемся с еще меньшим шумом. Вот так, даже по рельсам, можно было заметить и уровень технологий, и уровень жизни. За окнами мелькали красивые пейзажи, и все выглядело так, как будто мы смотрим какой-то красивый мультик, где все четко прорисовано и нет никаких лишних деталей. Поля красивы и ухожены, леса стройны и без буреломов, дома сверкают красками и чрезвычайно чистыми стеклами окон. Оказалось, что это особая гордость голландских хозяек, надраивающих их. Глазам нашим не хватало каких-то привычных деталей. И тут вдруг все разом отметили: «Ведь нет же мусора, поваленных деревьев, нескошенной сухой травы и никаких тебе летающих бумажек и пакетов». Все чисто и «причесано» — «ну просто до безобразия», как заметил один из космонавтов. Мы любовались тюльпанами, сочной травой и каналами, по которым тихо двигались кораблики и баржи. Все с удивлением отмечали, что не зря Петр I приезжал именно в Голландию учиться мастерству строить корабли, да и вообще грамотно хозяйствовать.

Еще один урок прилежности в работе нам продемонстрировали два тамошних электрика. Каждое утро все выходили на уютное крылечко гостиницы и в ожидании автобуса курили или просто общались. Однажды напротив гостиницы, метрах в 30 от нас, остановилась машина аварийной службы, и двое мужчин в униформе приступили к работе. Они выложили на газон холщевую ткань и уже на нее — свои инструменты. Рядом расстелили целлофан и стали выкладывать туда предварительно разрезанный дерн.


Рекомендуем почитать
Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.


Островитянин (Сон о Юхане Боргене)

Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.


Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий

Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.


Театр Сулержицкого: Этика. Эстетика. Режиссура

Эта книга о Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872–1916) — общественном и театральном деятеле, режиссере, который больше известен как помощник К. С. Станиславского по преподаванию и популяризации его системы. Он был близок с Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, со многими актерами и деятелями театра.Не имеющий театрального образования, «Сулер», как его все называли, отдал свою жизнь театру, осуществляя находки Станиславского и соотнося их с возможностями актеров и каждого спектакля. Он один из организаторов и руководителей 1-й Студии Московского Художественного театра.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей театра.


Здравствуй, молодость!

Автобиографический роман «Здравствуй, молодость!» о молодежи 1920-х годов.


Неафіцыйна аб афіцыйных

Гэта кніга складаецца з артыкулаў "нефармальнага" кшталту, якія друкаваліся ў розных сродках масавай інфармацыі. У розны час гэтыя людзі працавалі ў нашай краіне ў якасці замежных дыпламатаў. Лёсы іх склаліся па-рознаму. Нехта працуе ў іншых дзяржавах. Нехта ўжо выйшаў на пенсію. Нехта вярнуўся ў Беларусь у новай якасці. Аднак усіх яднае адно — гэта сапраўдныя сябры Беларусі. На момант размовы з імі не ўсе ведалі беларускую мову дасканала і саромеліся на ёй размаўляць, таму пераважная большасць артыкулаў напісана на рускай мове, аднак тэндэнцыя вывучаць мову той краіны, у якой яны працуюць, не толькі дамінавала, але і стала абавязковым складнікам прафесійнага жыцця замежных дыпламатаў.