Записки карманника (сборник) - [44]

Теперь этап насчитывал не более восьмидесяти человек. Четверть из них (в основном хилые и больные интеллигенты – Иваны Иванычи, как называли их на Колыме) добрались до лагеря лишь на спинах своих собратьев. Потеряв последние силы, они проделали, таким образом, почти треть пути. Но для тех, кто нёс ослабевших людей, а это были крепкие, жилистые мужики и блатные, эта ноша окажется самой легкой из тех, которые им придётся тащить на своих горбах ещё не один десяток лет.

Десятью годами позже описываемых мною событий три тысячи человек были посланы зимой пешком в один из портов, где склады на берегу были уничтожены бурей. Пока этап шёл, из трех тысяч человек в живых осталось триста. Кого-то из начальства осудили, кого-то сняли с работы, но что толку? Людей не вернуть с того света.

13

На Крайнем Севере, на стыке тайги и тундры, среди карликовых берёз, низкорослых кустов рябины с неожиданно крупными светло-желтыми водянистыми ягодами, среди шестисотлетних лиственниц, что достигают зрелости в триста лет, живёт особенная разновидность дерева – стланик. Это дальний родственник кедра – вечнозеленый хвойный кустарник высотой в два-три метра. Он неприхотлив и растёт, уцепившись корнями за щели в камнях горного склона. Он мужествен и упрям, как все северные деревья.

Арестанты вручную заготавливали хвою стланика. Зелёные сухие иглы щипали, как перья у дичи, захватывая побольше в горсть, набивали хвоей мешки, вечером сдавали выработку десятнику. Затем хвою возили на таинственный витаминный комбинат, из неё варили темно-желтый густой и вязкий экстракт с непередаваемо противным вкусом. Этот экстракт заставляли пить или есть (кто как сумеет) перед каждым обедом. Без стопки этого лекарства в столовых нельзя было получить обед – за этим строго следили. Цинга была распространена повсеместно, а стланик был единственным лагерным средством от цинги, одобренным медициной того времени.

Но главная пахота шла на прииске, где лопата, кайло, лом и тачка были основными орудиями труда. Люди работали в обледенелых разрезах, в зловещих, залитых студёной талой водой забоях прииска, где каждый промороженный до блеска камешек обжигал руки, а казённые резиновые калоши-чуни не спасали от холода многократно обмороженные ноги бедолаг.

Круглыми сутками в ущелье между сопками вился над прииском белый туман, такой густой, что в двух шагах не было видно человека. Старожилы точно определяли безо всякого градусника: если стоит морозный туман – значит, на улице сорок градусов ниже нуля; если воздух при дыхании выходит с шумом, а дышать трудно – значит, сорок пять градусов. Свыше пятидесяти пяти градусов – плевок замерзает на лету.

Из разреза, где добывали песок и снимали торф, было два пути: «под сопку» – в братские безымянные могилы – и в больницу. Вши заживо съедали работяг. Колымчане снимали белье и закапывали его на ночь в землю, каждую рубаху и кальсоны отдельно, оставив на поверхности лишь маленький кончик. Это было народное средство против вшей. Наутро они собирались на кончиках рубах. Паразитов сжигали, поднося рубаху к горящей головне из костра. Увы, этот остроумный способ не уничтожал гнид.

Чудесные свойства земли были оценены по достоинству, когда заключенным приходилось ловить мышей, ворон, белок и чаек. Мясо любых животных теряет свой специфический запах, если его предварительно закопать в землю. Золотой сезон начинался пятнадцатого мая и длился ровно четыре месяца, заканчиваясь пятнадцатого сентября. К лету основные забойные бригады формировались из вновь пришедших этапников, здесь ещё не зимовавших, ибо даже после одной зимовки выдержать повторно этот кошмар было не по силам никому.

Летом было немногим лучше, чем зимой. Здоровый деревенский воздух остался далеко за морем. Здесь же арестантов окружал напитанный испарениями болот разрежённый воздух тайги. Сопки были сплошь покрыты болотами и только лысины безлесных сопок сверкали горным известняком, отполированным бурями и ветрами. Нога тонула в топком мхе, а обувь за ночь не успевала просохнуть.

Летом воздух был слишком тяжёл для сердечников, зимой – просто невыносим. Тучи комаров облепляли лицо – без защитной сетки было нельзя сделать ни шагу. А на работе сетка душила, мешала дышать. Поднять же её было невозможно.

Работали тогда по шестнадцать часов и нормы были рассчитаны под это время. Если считать, что подъём, завтрак, развод на работу и пеший путь до места занимали минимум полтора часа, обед – час и ужин вместе с отходом ко сну – еще полтора часа, то на сон после тяжелой физической работы на воздухе оставалось всего четыре часа. Человек засыпал в ту самую минуту, когда переставал двигаться, умудрялся спать на ходу и стоя. Недостаток сна отнимал даже больше сил, чем голод. Невыполнение нормы грозило штрафным пайком – триста граммов хлеба в день и без баланды.

Мужики ещё как-то справлялись со всем этим, а вот заключенные-интеллигенты были полностью подавлены лагерем. Всё, что было дорогим, растоптано в прах, цивилизация и культура облетают с человека в самый короткий срок, исчисляемый неделями. Аргументы в споре – кулак и палка. Средство принуждения – приклад и зуботычина. Интеллигент превращался в труса, и собственный мозг подсказывал ему оправдание своих поступков.