Записки карманника (сборник) - [43]

Берег встретил их шквальным ветром со снегом, дующим со стороны Японского моря. Снег не успевал ложиться – ветер сметал его с промороженного старого причала прямо в море. Татарский пролив опасен частыми штормами. Каменистый грунт плохо держит якоря кораблей, и, чтобы не разбиться о скалы близ Александровска, суда подолгу дрейфовали в открытом море. Они спешили укрыться в заливе Де-Кастри, искали убежища в Совгавани и торопились зайти в порт Ванино. Это была обычная весенняя погода на этих широтах. Так что расстояние почти в километр по длинному коридору из конвойных с собаками, от здания пересылки до трюма баржи, бедолаги преодолевали, согнувшись в три погибели, прячась от колючей метели и проклиная всех мусоров, судей и прокуроров, вместе взятых.

Ступив на скользкий трап, двое из арестантов с непривычки тут же очутились за бортом. И хотя через несколько минут менты выудили их баграми, это были уже не жильцы на свете.

К вечеру этап загрузили в трюмы старой и ржавой баржи «Сахалин», которая казалась насквозь пропитавшаяся запахом рыбы, пота и ещё чего-то непонятного, и выдали всем сухой паёк на время пути до лагеря. На следующее утро сухогруз отшвартовался от причала и взял курс на Магадан.

Тот, кто плавал по северным морям, знает, что, независимо от времени года, постоянные шторма и качки выматывают моряков, а тем более пассажиров, не давая им времени ни для отдыха, ни для сна. Только эти люди представляют себе, каково идти в это время по Охотскому морю. Но я ставлю сто к одному, что и они не догадываются, что этот путь могут проделать полураздетые и больные зэки в грязном и вонючем трюме.

Тот самый Магадан, о котором много сказано и спето в народе, через семнадцать суток встречал истинных хозяев этой земли, но они об этом даже не догадывались. Еще почти сутки баржа боролась с волной, рискуя разбиться о прибрежные скалы, пока благоприятная погода не позволила войти в бухту Нагаево, а ещё через несколько часов пришвартоваться в порту.

Больных, измученных и измождённых от долгой дороги и Богом проклятой качки каторжан вывели, пока ещё было светло, из трюмов. Через весь порт и прилегавшие к нему строения их повели по скрипучему, только что выпавшему снегу под усиленным конвоем с бьющимися в злобной истерике псами к веренице полуторок, которые стояли прямо за воротами порта. Загрузив каторжан в машины, их тут же отправили по тракту в поселок Уптар, в малую зону, которая находилась в нескольких десятках километров от Магадана.

Малая зона – это пересылка. Большая зона – лагерь горного управления – бесконечные приземистые бараки, арестантские улицы, тройная ограда из колючей проволоки, караульные вышки, похожие на скворечни. В малой зоне ещё больше колючей проволоки, ещё больше вышек, замков и щеколд – ведь там живут приезжие, транзитные, от которых можно ждать всякой беды. Архитектура малой зоны идеальна. Это один квадратный барак, огромный, где нары настелены в четыре этажа и не менее пятисот мест для вновь прибывающих арестантов. Это значит, что если понадобится, то можно вместить тысячи.

Зимой этапов мало и зона изнутри кажется почти пустой. В не успевшем просохнуть бараке – белый пар, на стенах лёд. При входе – огромная электрическая лампа в тысячу свечей и от неровной подачи энергии она то желтеет, то загорается ослепительным белым светом.

Днём зона спит. По ночам раскрываются двери, под лампой появляются люди со списками в руках и хриплыми, простуженными голосами выкрикивают фамилии осуждённых. Те, кого вызвали, застёгивают бушлаты на все пуговицы, шагают через порог и исчезают навсегда. За порогом ждет конвой, где-то пыхтят моторы грузовиков, заключенных везут на прииски, в совхозы, на дорожные участки… Их прибыло около трёх тысяч человек. При подсчёте надзиратели недосчитались семнадцати арестантов. Между небом и землей, не в море и не на суше, эти люди, отмучившись, лежали теперь на дне зловонного трюма, заботливо накрытые с головой белыми рубашками от кальсон и разным тряпьём, которое оказалось под руками у каторжан.

Почти месяц Мишаня провёл на малой зоне, пока его и ещё нескольких блатных не включили в большой этап на прииск «Заречный». Две тысячи километров тянулась, вилась центральная колымская трасса – шоссе среди сопок и ущелий, столбики, рельсы, мосты… Почти четверо суток мучений и около пятисот километров пути потребовалось преодолеть бедолагам для того, чтобы сквозь таёжную глушь и лощины меж сопками, болотистую местность и покрытую снегом равнинную гладь, прибыть в огромный, по колымским меркам, поселок Дебин, что на левом берегу Колымы.

Приказав выгружаться из машин, конвойные построили их в большую колонну и, даже не дав хорошенько передохнуть, заставили вновь трогаться в путь, но уже своим ходом, вдоль берега, всё дальше и дальше на север.

В тайге всё неожиданно, всё – явление: луна, звёзды, зверь, птица, человек, рыба. Через двенадцать-пятнадцать километров, будто появившись из глубины промерзшей земли, прямо рядом с колонной, вынырнули белые сопки, с синеватым отливом, похожие на сахарные головы. Круглые, безлесные, они были покрыты тонким слоем плотного снега, спрессованного ветрами. Обойдя их слева, каторжане, наконец, увидели очертания большой зоны.