Записки из страны Нигде - [29]
Вот, к примеру, самый романтический из романтических литературных героев, который мог позволить себе отказываться от скучных грузов и перевозить только интересные, вроде благовоний или шелков, - Артур Грэй. Не будь у него денег, разве смог бы он купить «Секрет»? И не будь у него денег, как бы он оснастил «Секрет» алыми парусами? Организовать чудо довольно трудно, как сам капитан Грэй и говорит, это совсем не то, что дать кому-то «дражайший пятак». Но заметим! Он и начинает свое рассуждение с «дражайшего пятака», то есть признает – большинство людей можно удовлетворить небольшой суммой денег. Но если тебе требуется полнометражное чудо – тут одним пятаком не отделаешься. И сумма большая, и оргработа немаленькая. Другое дело, что пойти на такие расходы может действительно… гхм… скажем так, романтик.
Итак, делаю выводы. Под романтикой можно понимать разные вещи. По крайней мере, я могу сейчас выделить несколько типов романтиков.
1. Для романтики, создаваемой искусственно, от ужина в духе Круза и Иден до Алых Парусов (сюда же входит плавание с аквалангом в Красном море), требуются денежные средства, обычно немалые.
2. Большинство тех, кого мы воспринимаем как «романтиков», себя таковыми не считают – они таковыми воспринимаются людьми со стороны, и «романтический» образ жизни они тоже для себя не выбирали – скорее, это образ жизни их выбрал.
Абсолютно все романтики - люди приземленные и прагматичные. Как первый тип, так и второй.
3. Существуют еще сознательные романтики – они отращивают бороду, натягивают на себя старый свитер и на выходные уезжают с гитарой за город – попеть самодеятельные песни. Это безопасно, бюджетно и позволяет фантазировать без границ. Думаю, именно они и являются самыми настоящими романтиками. Но такими действительно стать нельзя – ими можно только родиться.
Ну и последнее. Конечно, лестно, что меня сочли романтиком и задали подобный вопрос. Наверное, это потому, что я не реалист. Однако в моих романах вы всегда найдете серьезную обеспокоенность – чем кормить рыцарей и их лошадей, потому что, как известно, овес нынче дорог.
От первого лица (1): Взгляд со стороны
10:39 / 15.06.2016
Пару лет назад я написала книжку, где изложена моя точка зрения на то, «как писать книги». Сама я люблю читать подобные вещи, потому что каждый писатель за годы работы набирает какое-то количество любимых приемов, позволяющих ему выразить свою мысль наиболее полно и отчетливо. И наступает момент, когда писатель испытывает потребность поделиться наработками. Иногда это называют «секреты мастерства», хотя никакого секрета тут нет.
Хочу оговориться – я не люблю читать учебники, вроде «Как написать гениальный роман», которые сочиняются менеджерами. Это книжицы из разряда: «Кто не умеет делать – начинает учить, как делать». Я люблю книжки, написанные практиками, настоящими писателями, каждый из которых нашел какие-то свои пути-дорожки и теперь обдумывает пройденное вместе с читателем.
Поскольку сама я такие книги люблю, то и свою написала для таких же любителей поговорить о написанном (и ненаписанном тоже). Естественно, на момент написания книги я о чем-то сказала, а что-то сказать не успела или не сообразила.
В развитие темы случился у нас как-то разговор о повествовании от первого лица. Прием этот интересный и сложный.
Первый вопрос был такой:
«Насколько образ повествователя соединяется в сознании читателя с образом автора?»
Поразмыслив, я выдвинула странное на первый взгляд предположение: повествование от первого лица отнюдь не соединяет в читательском сознании образ повествователя с образом автора; напротив – как раз именно этот прием позволяет как можно более отчетливо провести границу между героем-рассказчиком («я»-персонажем) и автором.
Речь от первого лица зачастую делает контраст между героем и автором куда более ярким, нежели при нейтральном повествовании от третьего лица.
Когда читаешь произведение, написанное от третьего лица, то сам автор как бы отстраняется от рассказываемой истории. Автор - в большей или меньшей степени - притворяется, будто нейтрален по отношению к тексту. Его дело, мол, «маленькое» – он подает картинку, излагает сюжет. Но какова его личная точка зрения на излагаемое?
У автора, конечно, имеются собственные хитрые приемчики, с помощью которых он перетаскивает читателя на свою сторону, - но, в общем и целом, автор всегда может отговориться тем, что он-де просто передал какие-то факты, а выводы читатель волен делать самостоятельно. Если автор слишком заиграется в «объективность», то читатель может вообще остаться в недоумении, на чьей же стороне автор, ведьмы или инквизитора.
Так обстоит дело при повествовании от третьего лица, когда автор будто бы «объективен».
А если повествование поведется от первого лица, если в тексте появится «я»-персонаж, повествователь?
Предположим, «я»-героиня – молодая прекрасная колдунья Моргана, а автор – пожилой дяденька с ученой степенью Гарварда. Совершенно определенно, между героиней и ее создателем – дистанция огромного размера. Мы уж никак не заподозрим почтенного профессора, который сообщает: «Я сварила дурманящее зелье и подлила его королю Артуру в овсянку», - что сам профессор проделывал когда-то нечто подобное, да еще облачившись в платье с длинными, висячими, отороченными мехом рукавами. Мнения, поступки, образ жизни героини и автора резко расходятся. Автор благопристойно посещает проповеди в своей районной англиканской церкви, героиня каждую пятницу летает на метле. Автор мужчина, в конце концов! С бородой! Трубку курит!
