Записки Ивана Степановича Жиркевича, 1789–1848 - [158]

Прошло уже месяцев восемь, как я получил от Дьякова записку Кульнева насчет губернии, в которой он решительно и злостно все ругал без исключения, помещиков, чиновников и остальных обывателей. В интервале этого времени я был два раза в Режице, и всегда предваряя заблаговременно о моем туда прибытии, следовательно, Кульнев, живущий в двух верстах от Режицы, оба раза знал, что я буду у него в соседстве; когда я получил его записку от Дьякова, я писал к нему нарочно и просил его лично со мной познакомиться; он пренебрег это предложение, а между тем две или три просьбы от него дополнительно к подаваемым им предместнику моему достаточно ознакомили меня с его правилами в тяжбах, а собранные мной изустно сведения еще лучше это дополнили. Теперь Дьяков потребовал от меня мнения моего на записку, заметив, что я имел достаточно времени для моих соображений. Само собой разумеется, что с клеветой вместе перемешивалась и правда, и я, разбирая записку, на каждый пункт оной делал положительное заключение. Между прочим, долгом счел взять под защиту мою служащих по выборам чиновников готовность всех сословий уплачивать подати и спокойствие обывателей, нигде не нарушаемое без особого стороннего возбуждения.

Все эти заключения я сделал с твердостью, ибо поверил их на месте и собственным обзором и, в этом виде сделав донесение мое, возвратил записку. Дьяков отвечал мне, что он удивляется моему образу суждения, что он сам знает многих чиновников нерадивых и неисполнительных по их части, что недоимка не убавляется, а спокойствие по губернии очень часто нарушается, и он должен принимать особые меры к восстановлению спокойствия между обывателями; что Кульнев – чисто русский дворянин и брат знаменитого Кульнева,[552] павшего на поле битвы за отечество; а любопытнее всего, Дьяков в заключение излагал, что от государя ему предоставлено заботиться о благосостоянии губернии и он ожидает, что в этом отношении я буду ревностным ему сотрудником.

Удивленный не заслуженному мной замечанию, я почел долгом на этот раз дать от себя оправдательный отзыв. Подробно описав старание мое познакомиться с Кульневым и его от оного отклонение, упомянул о кляузнических его просьбах и об изустно собранных мной о нем сведениях и заключил, что русская пословица весьма может оправдаться на семействе Кульнева, что семья может быть и не без урода. Далее, показанием чисел доказал, что недоимка, ежели видимо не уменьшается, то по крайности и не увеличивается и что к уменьшению оной должно ожидать окончания льготного срока; что чиновники, служащие по выборам, служат наиболее и хорошо; кроме личного моего в том удостоверения, я доказывал тем, что нет другой губернии, в которой я встречал оных, столь много украшенных знаками отличия еще при прежнем управлении губернии, а мне остается поддержать это моим собственным засвидетельствованием. Ежели и мне приходилось в губернии восстанавливать где спокойствие, то самое скорое водворение оного служило уже доказательством, что сторонние случаи, а не характер жителей были виной беспорядков; наконец, добавил, что ответственность за благосостояние губернии в равной мере возлагается и на меня столько же, как и на него, генерал-губернатора. Быв усердным исполнителем и в частных его распоряжениях, мне не нужно утверждать, что ежели он укажет мне что-либо особое и для благоустройства губернии, он будет иметь во мне одинаково постоянного сотрудника и выполнителя его распоряжений. Дьяков – попечитель о благосостоянии губернии! Эта мысль мне показалась столь новой, что я опомниться скоро не был в состоянии.

Часть XXXIV***1837–1838

Поезд императора Николая Павловича через Динабург. – Назначение в комитет для устройства государственных крестьян. – Поездка в Петербург. – Беседа с Киселевым о состоянии Витебской губернии. – Разговор с Меркуловым. – Представление, сделанное Дьяковым в Сенат. – Влияние Дьяковой на мужа – Устройство детского приюта. – Учреждение должности становых приставов. – Польские эмиссары. – Арест Канарского. – Архитектор Бетини. – Выходка Цехановской. – Как отнесся к этому Дьяков. – Монаршее благоволение. – Выход в отставку.

Около этого времени государь должен был проезжать через Динабург за границу; я предварил губернского предводителя Шадурского, что, по моему мнению, он не худо сделал бы, ежели бы сам был в проезд государя через Динабург; так как Шадурский колебался, хотел просить разрешения у Дьякова, я сказал ему, что напрасно, Дьяков не согласится, но утвердительно обнадеживал, что государю не может быть неприятно, что подданные высокослужащие жаждут видеть его особу, но советовал при вопросе о причине прибытия в Динабург отозваться случайностью и своей надобностью.

Я здесь говорю об этом, чтобы показать, как велико было против губернии предубеждение, – каждый опасался попасться государю на глаза в оной. Сам я поехал по пути удостовериться, все ли изготовлено к успокоению проезда его величества, и сделал это очень кстати: меня беспокоило очень, что весенним разливом на пути между Люценом и Режицей снесен был один капитальный мост, который невозможно было успеть выстроить окончательно ко времени проезда.