Записки Ивана Степановича Жиркевича, 1789–1848 - [155]

Упросив, таким образом, два совершенно сторонние от меня по службе лица к главному участию в комитете, я не счел приличным приглашать Агатонова, опасаясь, чтобы это не было сочтено за недоверчивость мою к ним, а потому, собственно, миновал его; но полицеймейстера Садонова должен был включить как лицо, долженствовавшее доставлять комитету необходимые и ближайшие о всех сведения.

Кроме этих лиц в комитет я назначил городского голову и одного гласного от христианского общества и трех кагаловых[550] – от еврейского. Для удовлетворения потерпевших я поручил комитету прежде всего озаботиться, чтобы бедные все были размещены на один месяц в виде постоя, без платы, по домам, уцелевшим от пожара. Затем, чтобы раздача пособия производилась не деньгами, но закупаемыми припасами, мукой, крупой и печеным хлебом, покупаемыми непременно у евреев, по той причине, что ни один христианин не будет пренебрегать таковыми припасами, напротив же, евреи имеют предубеждение к отвращению того, что изготовляется христианами.

Еще в Симбирске государь за обедом изволил мне сказать:

– Смотри, Жиркевич, – твоя участь будет жить в Полоцке. Мы давно уже имеем в виду перемещение туда из Витебска, но генерал-губернаторы как-то этого не хотят и отстаивают; со всем тем я считаю, что тебе придется непременно туда переехать.

Это навело теперь меня на мысль, что на обгорелых местах постройки должны производиться с особой осторожностью и осмотрительностью, и я без разрешения моего воспретил даже и временные построения. Там, где прежде были подвижные лавочки, указал я устраивать их в приличнейшем размещении, но поставил на вид полицеймейстера дозволение на это давать по одной лишь необходимости, стараясь, чтобы подвижных лавок было как можно менее, ибо мне хотелось непременно выбрать удобные городские лавки и обывателей заставить волей или неволей нанимать оные в прибыль городу. Немедленно написал я ко всем уездным предводителям, городничим, о рассылке главным помещикам по губернии, письменно прося их о деятельнейшем участии в сборе пособий и о высылке оных без задержки на имя учрежденного мной комитета. Утром, собрав местное купечество, лично убедил оное на подписку и внесение суммы; еще с вечера посылал я полицеймейстера от себя спросить о здоровье Смарагда (уже извещенного о перевод его в Могилев) и о том, не обеспокоил ли его особенно пожар, который коснулся до стен монастырского строения, и спросить, дозволит ли он мне видеть его. Смарагд дал ответ:

– Я болен, перепуган, а губернатор во всем господин, что угодно, так пусть и делает.

Сочтя это за отказ и нежелание со мною видеться, я решился уже не заходить к нему, но поутру жандармский штаб-офицер, подполковник Певцов, придя ко мне, объявил, что Смарагд чрезвычайно расстроен и огорчен и пеняет, что я его не посетил. Я тот же час взял шляпу и отправился к нему. Он меня принял с сильнейшим чувством благодарности, можно сказать даже покорности, просил извинения, что не может мне по болезни заплатить визита, но при отъезде через Витебск будет у меня лично для изъявления своего искреннейшего раскаяния за разногласие со мной в действиях.

– Здесь я не прошу прощения у вашего превосходительства, – говорил он, – здесь не место, а в Витебске принесу мою повинную. Я монах, глуп, светского не понимаю, а ваше превосходительство великодушны, добры и не будете поминать меня лихом.

После обеда я отправился обратно в Витебск.

Получив первоначально донесение о пожаре еще до выезда моего с места, я отправил с эстафетой донесение государю и Дьякову, бывшему еще в Санкт-Петербурге. Хотя в рапорте полицеймейстера не было ничего упомянуто, что пожар не коснулся корпуса, но я, сообразя направление пламени от начала до другого конца, в моем донесении к государю успокаивал его на этот счет и в заключение сказал, что сей же час лично отправляюсь в Полоцк.

Теперь же, возвратясь в Витебск и в этот же день по случаю обыкновенного у меня по пятницам сборища общества собрав еще более 1000 рублей на погоревших, я в подробном донесении государю изобразил все, что видел сам лично и какие приняты мной на месте меры. Далее дополнил, что все несчастные успокоены мной окончательно на целый месяц и не будут терпеть нужды, но что дальнейшую их участь предаю его благотворной деснице. Причем просил сообразно известному уже мне предположению о перемещении со временем губернии в Полоцк оказать городу особое значительнейшее пособие, как к постройке обывателями домов, так и к выстройке городских общественных лавок; для чего я полагал достаточным дать в ссуду без процентов 50 тыс. рублей ассигнациями, и для последнего предмета, собственно городу, столько же, без процентов, на 10 лет. Сверх того просил я дозволения подписку в течение года распространить по всей России, в особенности же обратиться к купечеству, в это время собравшемуся на Нижегородскую ярмарку.

Через день я отправился для ревизии городов, как сказано уже, прежде всего в Сураж. Сообразив и рассчитав, когда государь получит мое первое донесение, я был уверен, что он прикажет Дьякову немедленно лично ехать в Полоцк, а уж не было и малейшего сомнения, чтобы вместе с этим не пожаловал государь несчастным первое денежное пособие, и я приблизительно рассчитывал на 50 тыс. руб. На другой день утром, в Сураже, я разговаривал о моем соображении с предводителем, который, как и я, квартировал в гостинице, устроенной на почтовой станции; мне докладывают: «Чиновник генерал-губернатора из Санкт-Петербурга».