Записки империалиста - [178]

Москва! Как много в этом звуке.

Для сердца русского слилось!

А сердце у меня русское. Поэтому я въезжал в первопрестольную с неким трепетом. Я видел Москву века 21-го, и из окна кареты мельком в нынешнем 1855 году. И теперь я хотел познакомиться с ней поближе.

Непобедимая и легендарная встречала меня летним ливнем. Который сбил жару июля, и заодно пыль на шоссе усмирил.

За пять верст от въезда в город я сел на своего красавца — жеребца и продолжил путь верхом в окружении эскорта. А вдоль этого пути уже стояли люди, все мужчины без головных уборов, многие на коленях. И по мере приближения к городу их было уже тысячи и все они приветствовали меня, своего императора, государя, царя. И их приветственные возгласы, здравницы, пение гимна, звон колоколов идущий по нарастающей из города, слились реку звуков, которая накатывала на меня волнами при приближении и звучало эхом позади. Народу становилось всё больше и больше. Всё улицы, улочки, переулки были забиты разномастным московским людом, который кричал, пел, махал руками, шапками, их же бросал вверх, крестился сам и меня осенял крестом. Но, на крышах и верхних этажах никого не было, кроме солдат и полицейских. Тех, кто пытался ко мне прорваться на подъёме эмоций, оцепление или самых прытких, охрана быстро и аккуратно отсекала. Я ничего в ответ не говорил людям, ни кричал, в этом торжественном гвалте это было бессмысленно. Поворачивался то в одну, то другую сторону и махал руками поочередно. И улыбался, честной, искренней, радостной улыбкой человека, который вдруг ещё раз понял, что его любят. Просто любят и, всё. Как этому не порадоваться. Да, и энергетика от этого всего шла немалая, и положительная.

Заказанный мною молебен во славу России и дарование победы над её врагами отслужили в храме Василия Блаженного. Мой заказ естественно, выполнял митрополит Московский и Коломенский Филарет. Который на меня внимательно поглядывал, временя от времени. Фигура немалая в истории русской церкви девятнадцатого века и не только его. И по собранной о нём информации, я понял, что он мне нужен. А я ему. Для завершения начатых им дел, которые ему мешали довершить.

Я четыре раза был в Москве, но, в храм Василия Блаженного, так и не смог попасть, то ремонт, то закрыт. Поэтому решил воспользоваться служебным положением. Красиво! Слышно эхо событий, свидетелем которых был храм. Мечты сбываются. Но, молебен я отстоял по-честному и молился тоже так.

Народу на Красной площади, улицах к ней идущих, Васильевском спуске, вокруг Кремля, на другом берегу реки было полно. Везде были люди. И я уже начал тревожиться, как бы не возникло давки. Ещё это мне не хватало. Но, местные власти и отправленные заранее офицеры из моего окружения, силами полиции и гарнизона Москвы вполне успешно разводили и направляли массы и потоки людей.

После молебна и крёстного хода, я шёл по созданному охраной коридору через стоящий на площади народ, многие при этом при моём приближении вставили на колени и все кланялись и крестились. Да, это более сильное ощущение, когда с тобой на улице здороваются твои бывшие ученики и студенты. Приятно, что, сказать. А тут на колени перед тобой! Взрослые, солидные люди! Честно говоря, я себя от этого не очень приятно ощущал. Поэтому быстрым шагом прошёл путь от храма Василия Блаженного к памятнику Минину и Пожарскому, который стоял посреди Красной площади. Это его потом при СССР в 30-е годы передвинули к храму. Парады мешал проводить. Слава Богу ума хватило не сносить или убирать с площади. И взойдя на помост высотой вровень постаментом памятника, получалось, что я, стою как бы вместе с Миниными и Пожарским. Это я сам придумал. И уже с высоты увидел сколько здесь собралось людей.

Встав рядом с этими выдающимися мужами, я поднял правую руку. Барабаны и горнисты трижды проиграли сигнал: «Слушай» И по-людскому морю и его притоками во все стороны пошло: «Тихо!!! Государь, говорить будет!!!» И людская масса начала утихать, перестали бить колокола вокруг Красной площади, начали замолкать и дальние. Через пару минут Красная площадь и всё, что к ней прилегало затихло. Народ безмолвствовал и ждал, смотрел на меня. У меня был опыт выступления перед аудиторией в сотни людей, но, тут были тысячи. Я начал немного волноваться, даже когда, смотрел на казнь в Бахчисарае был спокоен, а тут, и стал брать себя в руки.

Настала тишина и только московские вороны-москвичи продолжали выражать своё недовольство, во всё своё воронье горло, тем, что, растревожило их размеренный образ жизни. А я в свою очередь хотел своим обращением лицом к лицу, из уст в уста, не через печать и манифесты, всполошить, разбудить душу, силу народа, своего теперь народа. И начать стараться направлять эту лавину чувств, цунами любви или все сметающий тайфун ненависти, эту необъяснимую и для меня силу России на пользу ей же самой. Лучше это буду делать я сам, точнее Я это должен делать, а всякие Герцены и Чернышевские, Марксы и Энгельсы и их последыши. Поэтому, когда Спасская башня отбила полдень, я, набрав побольше воздуха, начал как можно громче и чётче говорить и тысячи людей слушали меня в полной тишине.