Записки империалиста - [165]

Так же полиция, жандармы проводила рейды против воровских кагалов, контрабандистов, от Балтики до Одессы, и тут под удар попадали не только еврейские ОПГ, а, все «воровские артели», шайки и прочий криминал. Профессиональные попрошайки и босяки тоже шли под жернова. Военное положение отличный повод, объявить криминал независимо от национальности и вероисповедания внутренним врагом, врагом империи. Что, впрочем, так и есть. В стране будет больше порядка и спокойствия, доверия к власти, казан получит деньги, а стройки империализма рабочие руки.

— А, ведь, вы, можете стать кем-то вроде Моисея… для евреев России. Войти в историю не как самый богатый еврей России или тем, кто из миллионщика стал каторжанином. А тем, кто начал менять судьбу евреев… и может даже не только в России. И добиться успеха не только в виде денег, но, как вы, сами сказали, благих дел, — сказал я. И густые брови Гинцбурга невольно поднялись высоко вверх.

— Да, пророком Моисеем. Спасти, вывести свой народ из плена…нет не из русского плена, а, плена заблуждений, от том, что они живут в России как в плену. Хотя это далеко не так на самом деле. Особенно если сравнить с пленом египетским и вавилонским для евреев. Или с их жизнью в Европе несколько веков назад. Если вас услышат ваши соплеменники, а через вас меня и примут условия, то положение дел для евреев в России начнёт улучшаться, постепенно, но, верно. И, запомните, господин Гинцбург, торг… неуместен, — голосом и взглядом я обозначил это положение.

— Либо вы принимаете условия, либо нет. Да или нет! Судьба иудеев России находиться в их собственных руках, она будет от них самих же зависеть. От принятого ими решения в ответ на предложение. Вы и те, с кем вы будете говорить об этом, должны ЭТО понять. И не делать сразу и потом виноватыми всех, кроме вас самих.,-подводил я к концу по сути не беседу, а, монолог с постановкой задачи.

— Вы, готовы, господин, Гинцбург к этому? Мне нужен ответ сейчас, да или нет? — давил я.

— Вам, полчаса на раздумья. Вас проводят в отдельную комнату и вызовут вновь для ответа ко мне.

После этого его проводили в эту самую комнату. Если не он, найдём другого, проблем в России с умными евреями, которые не отказываются от предложений сделанных им императором России не было.

Е́взель Гаврии́лович Ги́нцбург был конечно умным человеком и в обозначенное время сказал мне «да». А потом у этой матёрой акуле-капитализма аж сбилось дыхание, когда он услышал от меня условия.

— Вы, ещё можете оказаться. Как говориться, «свято место, пусто не бывает»., -сказал я ему, глядя на его растерянное лицо. Тут я погрузился в бумаги, а, он остался стоять. Через несколько минут я поднял на него взгляд.

— Я готов, Ваше императорское величество, — уже спокойно и твёрдо ответил он.

— Отлично. Ответ, я, жду как можно скорее. Не тяните. Отправляйтесь в путь немедленно и займитесь этим делом. Всех денег не заработаешь, — был ему мой ответ. И посланник убыл к своему народу, чтоб сообщить для него благую весть о том, что скоро могут наступить новые, лучшее времена в жизни евреев России. Или наоборот, могут и не наступить.

Потом я узнал, что Гинцбург после встречи на свои деньги открыл в Симферополе госпиталь на триста мест, снабжал его всем необходимым. И внёс в общероссийский фонд… полмиллиона рублей серебром. Да-да!!! Полмиллиона. Надо понимать это десять процентов от всего, что есть у него, наверное. Это вызвало конечно большой резонанс. Ну, не хочет человек на каторгу, а может и на эшафот с конфискатом. Может всех откупщиков пропустить через воспитательную беседу? Их чуть за две сотни человек. Алекса́ндр Макси́мович Княже́вич, тогда, очень сильно меня полюбит. Ха-ха! На откупщиков уже пошла охота. Им тоже будет дан сигнал и возможность в ответ принять правильное решение.

— Об этом всё!!! Больше не говорим. А на передовую, ты, попадёшь и не раз. Захочешь пострелять, постреляешь. Но, в бой не пойдёшь. Хоть и подполковник. Ты штатский человек. А твоё перо, талант России и мне нужнее, чем твоя героическая гибель, — так шёл у меня разговор с Алексеем Константиновичем Толстым. Другом детства Александра Второго. Который сидел напротив меня с недовольным лицом. Он, узнав, что Александр в Крыму оставил свои дела в ополчении и приехал сюда.

— Другое, занятие у тебя будет на войне. Не менее важно, чем в бой ходить. Ты, поэт, и хороший поэт, писатель. Вот, напиши рассказы, очерки, поэму про русского человека, русского солдата на войне. Расскажи о нём, покажи его со всех сторон.,-начал я его подводить к главной теме разговора.

— Ты, Алексей Константинович, когда пообщаешься с солдатами поближе увидишь сам, что, это за люди. Сколько в них всего, силы сколько. Россию увидишь в них.

— Я, даже тебе главного героя придумал. Василий Тёркин. Хороший солдат, человек, балагур и весельчак в меру и в тоже время скромный, лишнего себе не попросит, но, и своего не упустит. Далеко не трус, когда надо выйдет охотником в числе первых и в тоже не лубочный герой одним махом, — говорил я, а Толстой смотрел на меня.

— «Бой идёт святой и правый. Смертный бой не ради славы. Ради родины своей». Такие мне строки пришли. Используй их пожалуйста, — попросил я, взяв их у великого Твардовского немного изменив.