Записки империалиста - [127]

Я вновь пригласил Льва Толстого сесть. И продолжил с ним разговор.

— Лев Николаевич, я знаю, что вы, уже попробовали себя в литературе. И не без успеха. Он в ответ на мою похвалу, искренне кивнул.

— Вы уже взялись за второй рассказ о Севастополе? Будете про май писать или про июнь? — спросил я. У Толстого в ответ на мои вопросы глаза стали больше, а густые брови невольно поднялись вверх.

— Знаю, Лев Николаевич, знаю, — ответил я на его немой вопрос. И продолжил:

— Не кажется вам, что настроение в гарнизоне, городе, изменилось? И причина этому, как мне кажется не только мой приезд в Севастополь. Он, наконец увидел, что, вся Россия с ними. А Россия стала понимать, что, это и её война, а, не только армии, флота, и Севастополя.

— Да, война страшное и жестокое событие в жизни стран и народов. И к сожалению, неискоренимое. Но, войны разные. Для нас это война, как и с настоящим Наполеоном, справедливая. На нас напали, мы отбиваемся. Для нас с вами она имеет смысл, для России. Ведь если мы её проиграем. Пощады нам как государству, стране, народу, не будет со стороны цивилизованных победителей. Ещё живы свидетели и они помнят как вела себя армия двунадесяти языков пришедшая к нам из культурной Европы с войной, по пути к Москве, в ней самой и на обратном пути. А поляки, шведы во время Смутного времени. Чем все они были лучше крымцев и ордынцев? Только, что в рабство людей не гнали. Так они хотели ими повелевать, здесь же на месте. Так, что, граф, война имеет смысл и цель. Для кого это грабёж, нажива, рабы и тщеславное чувство собственного превосходства над другими народами и странами. Что и служит оправданием для войн и захватов с их стороны. Для других война, это защита своей страны и себя в ней. Своей веры, образа жизни, своей истории и свободы. Помощь другим народам. Для России и идёт сейчас такая война, Лев Николаевич! И мы не можем её проиграть. А для этого важно не только количество солдат, пушек. Важно и слово. Как будет рассказано о этой войне, современникам и потомкам. Ведь вы, как её непосредственный участник, как никто другой может показать смысл войны, не просто как войны, а именно для России, для её настоящей и будущей истории. Рассказать и событиях, людях. Посмотрите на себя, на офицеров, солдат, матросов, жителей Севастополя. Ведь, Лев Николаевич, это и есть Россия. Та, Россия, которая победила непобедимого и великого Наполеона. Та, которая и сейчас сражается против чётырёх стран, две из которых, это Франция и Англия. Такие события меняют мировую историю. И такое под силу только великой стране. Не такой как все. Как об этом не написать правду? Напишите, граф Толстой. Обещайте это мне. И в моем лице, России.

Закончил я свой монолог, который будущий великий писатель, властитель дум и надеюсь не зеркало русской революции, слушал внимательно, смотря на меня всё это время своими умными глазами. Он вновь стал, и спокойно, без пафоса сказал мне в ответ.

— Я, обещаю вам, Ваше императорское величество, написать об этой войне правду. О людях, за что они воюют и гибнут здесь.

— Правду, Лев Николаевич, именно правду, а не только про бумагу и овраги, — сказал я в ответ. У Толстого по лицу мелькнул вопрос.

— И я слышал, — вновь приглашая его сесть, — что вы хотели бы начать издавать журнал подобный «Инвалиду». И вам отказали. Что ж это поправимо. Начинайте это делать уже прямо здесь, в Севастополе. «Вестник Севастополя», «Голос Севастополя», «Севастопольский боевой листок», может «Военный вестник», например. Вы сами и другие офицеры, кому не чуждо увлечение литературой, пусть через него рассказывают России, о том, как живёт и сражается город, её армия ради неё. Как говориться из первых уст. Это пусть будет первая часть издания, а вторая должна быть только для военных. В ней они пусть делятся опытом ведения боёв, применения разного оружия, средств, излагают свои идеи, что и как сделать лучше в плане вооружения, организации, снабжения.

— Возьметесь, за это, Лев Николаевич? Хватит у вас сил и терпения? — , спросил я его.

— Хватит, Ваше императорское величество. Где сам справлюсь, где другие помогут, — ответил Толстой, без раздумий.

— Отлично. Ручные печатные машины, бумага и рабочие уже на Северной стороне, помещение тоже нашли. Так, что за дело, граф Толстой, за дело!-сказал я ему улыбнувшись. Вновь удивление в глазах. Готовился я, готовился, к встрече с этим человеком.

— И, ещё, — я махнул рукой, и к нам подошёл адъютант, держа в руках что-то накрытое тканью.

— Это, вам, граф Толстой. Как будущему, уверен, большому русскому писателю и человеку, который должен, обязан, — выделил я интонацией «обязан», — сделать Россию лучше. Не только же, царям, этим заниматься, — улыбнувшись сказал я. И продолжил:

— Им помогать надо. Словом и делом. Именно такие, как, вы, Лев Николаевич, офицеры, люди, должны этим заняться. Вы увидели правду жизни, в самой крайнем её проявлении, войне. Узнали на ней наш народ, его силу и слабые стороны. Поэтому, за дело, граф Толстой, за дело. Сначала здесь, на войне, потом после неё.

И после этого, я, снял ткань и вручил ему свой подарок. Ящик из дорогого дерева с письменными принадлежностями. На внутренней стороне крышки была надпись золотом: