Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - [344]

Я помню, с каким глубоким волнением я прочитал первые дружеские слова ободрения, которыми приветствовал меня в своём письме Александр Петрович, узнавший о возвращении меня к жизни и труду после тяжких испытаний в заключении в 1938–1939 г.:

«Глубокоуважаемый и дорогой Захар Григорьевич! От товарищей я узнал, что исполнилось 50 лет Вашей деятельности в области санитарного дела, пользуюсь случаем, чтобы принести Вам поздравление с тем, чтобы, несмотря на все жизненные перипетии, Ваша сила воли и уверенность в правоте помогли Вам прожить до указанной даты, сохранив работоспособность и сравнительное здоровье. Считаю своим долгом выразить Вам чувства глубокой признательности, которые я всегда к Вам испытываю…».

Я часто встречался, уже будучи членом Академии медицинских наук СССР, с Александром Петровичем в Институте коммунальной гигиены, где он был одним из ближайших помощников Сысина. У нас восстановились прежние близкие дружеские отношения, которые укреплялись единством понимания основных задач гигиены в условиях советского социально-профилактического здравоохранения.

Я так привык обмениваться хотя бы изредка взаимными дружескими приветствиями с Александром Петровичем, что у меня возникли беспокойство и тревога из-за отсутствия сведений о нём, которые усилились в 1967 г. настолько, что я обратился с просьбой к Н. Н. Литвинову[408] узнать, что с Александром Петровичем. Литвинов ответил мне 27 февраля 1968 г., что А. П. Прокофьев умер в конце 1965 г. Несколько месяцев он тяжело болел, находился на лечении в Боткинской больнице, там и скончался.

С 1917 г. и до настоящего времени остаётся искренним другом моим Борис Иванович Карпенко. Может быть, никто другой за это время не подвергался таким жестоким и совершенно незаслуженным гонениям и таким испытаниям — то в течение долгих лет заключения в Большом Доме, то изгнания из Ленинграда и ссылки на принудительные работы в Воркуту и в заполярную Воркутинскую область. Я много почерпнул помощи в освоении основ статистического изучения и познания массовых явлений, посещая довольно часто кабинет статистики Политехнического института, который был устроен и находился в заведовании Бориса Ивановича. Это там, в этом кабинете и в беседах с ним, я в полной мере ознакомился с трудами и направлением А. А. Чупрова, а также имел возможность в подлинниках знакомиться и изучать редкие старинные иностранные источники.

Многому я учился и у самого Бориса Ивановича, всегда твёрдого и непоколебимого отстаивателя правильных путей в исследованиях, какими бы ни были тяжкими обстановка и условия жизни, постигавшие его.

По-видимому, моё хорошее отношение к Борису Ивановичу вполне разделялось им по отношению ко мне и моим работам. Я ограничусь для подтверждения этого моего чувства и сознания несколькими выдержками из сохранившихся у меня писем Б. И.

«Куйбышев, 31 декабря 1944 г.: Дорогой Захарий Григорьевич! Вам исполнилось 75 лет жизни. Поздравляю Вас от всего сердца и желаю ещё долгих лет. В связи с этим мне хотелось бы высказать, хотя бы частично, то, что я всегда о Вас думал. Вы всегда поражали меня юношеской свежестью мысли, неостывающим энтузиазмом! Ваши идеи, идеалы были исполнены социальной направленности, основаны на твёрдых принципах, которые Вы исповедовали всю сознательную жизнь. Ваши научные суждения отличались всегда широтой и глубиной и, высказанные Вами, приобретали, прямо скажу, общечеловеческий смысл. В Вашей голове постоянно бурлит оригинальная, творческая мысль. Вашими действиями руководили и руководят лишь интересы социального коллектива».

23 декабря 1961 г.: «…Написать Вам это поздравление представляет для меня истинное удовлетворение. Ибо Вы, Захарий Григорьевич, принадлежите к тем редким людям, которые дают нам прекрасные образцы жизни, наполненной глубоким социальным содержанием. Я знаю Вас с 1917 года, почти 45 лет, и каждая беседа с Вами, имевшая место за этот период, обогащала меня. В этих беседах, как и в Ваших трудах, передавались мне идеи служения народным интересам, идеи, которые воодушевляли лучших русских людей, начиная с 60-х годов прошлого столетия. За это я сердечно Вас благодарю. За это приобщение к высоким идеям социального служения благодарят Вас и все те, кто слушал Ваши лекции, кто читал Ваши книги и статьи…

Душевно преданный Вам и любящий Вас Б. Карпенко».

Моя тесная дружба с Александром Сергеевичем Дурново началась в период моей работы в Костромской губернии в 1905–1909 гг. Она поддерживалась при последующей работе Александра Сергеевича в Московской земской санитарной организации и в редакции журнала Пироговского правления, а затем в период его работы школьным санитарным врачом Московского земства, а после революции — педологом и профессором детской гигиены в Ленинградском 1-м мединституте.

Только в 1938–1939 гг., когда он работал уже в Горьковском мединституте и по-прежнему объединял тесный круг исследователей и поборников изучения и обслуживания детского возраста, я перестал получать систематические письма от А. С.

Наша дружба возникла и питалась моим постоянным восхищением той исключительной цельностью отдачи Александром Сергеевичем себя делу, которое он строил и развивал. Но последние годы жизни Александра Сергеевича остались для меня мало известными, по-видимому, я был слишком подавлен и оторван в то время от живой связи с предшествующей жизнью. Это были годы моей апокалипсической оторванности и подавленности.