Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - [333]
Таким образом, в конце 1959 и в начале 1960 г. у меня оставалось впечатление, что рукопись принята к изданию. Однако весной 1960 г. она была передана из московского Медиздата в ленинградское отделение Госмедиздата. Последнее сообщило мне об этом и уведомило, что оно принимает издание в объёме не более 20 печатных листов вместо примерно 29–30, имеющихся в рукописи первого тома, и что в целях сокращения и окончательного редактирования книги Ленинградское отделение пригласило профессора Е. Я. Белицкую.
Привожу её первый отзыв о рукописи, сделанный в письме ко мне:
«…Прежде всего разрешите поблагодарить Вас за то эстетическое, этическое (не подберу ещё должных прилагательных) наслаждение, с каким я читала Ваши „Воспоминания…“. Высокая поэтичность и трогательная любовь к природе, пронизывающая первые главы (детство и отрочество), глубокое трудолюбие и борьба за правду, освещающие позднейшие периоды общественной жизни и деятельности, — всё это волнует, пробуждает лучшие чувства в душе и, несомненно, будет иметь огромное воспитательное и поучительное значение для молодёжи… ‹…› в силу моего увлечения самим содержанием Ваших „Воспоминаний“ я не могла сразу взяться за порученную мне издательством редакционную работу — это составило двухфазный процесс. Поэтому я — уже на втором этапе — принялась за повторное и очень внимательное чтение. Основная задача моя была, как у древних медиков — „прежде всего не вредить…“ Все мои небольшие поправки я Вам доложу и согласую с Вами…».
По поручению издательства Е. Я. Белицкая должна была сократить рукопись почти на треть. В силу этого совершенно независимо от её оценки той или иной части моего труда она должна была удалить весьма значительные куски, которые мне, как автору, казались органически неотделимыми и зачастую представлялись наиболее ценными.
Эти огромные сокращения, разумеется, вызывали у меня тяжёлые переживания, доходившие до желания полностью отказаться от издания моих воспоминаний в таком чрезмерно изувеченном виде. В конце концов, я примирился с неизбежными авторскими огорчениями. Издание должно было в отредактированном виде выйти не позднее весны 1961 г. Об этом появились объявления в январских номерах медицинских журналов, а в «Доме книги» принималась подписка на книгу. Летом мне дана была для подписи корректура всей книги в свёрстанном виде.
Но затем оказалось, что сигнальный экземпляр был задержан цензурой по каким-то неведомым соображениям. Книга вновь была отдана на отзыв Б. Д. Петрова и ряда других надёжных специалистов. Со стороны Президиума АМН СССР было предпринято специальное ходатайство и личные переговоры В. В. Ларина и др. Но ни в 1961, ни в 1962 гг. книга так и не увидела света.
Крушение надежды на печатание моих воспоминаний произвело на меня угнетающее воздействие. Как-то сразу потускнели оживлявшие меня стремления добросовестно восстанавливать в памяти события и общественную обстановку пережитых, таких неисчерпаемо богатых содержанием, отошедших или уходящих уже в историю периодов жизни.
Ещё более оскудело содержание ещё тянущихся дней жизни. Остро предстала перед сознанием всё возрастающая изоляция моя от живых источников бодрости, которые могут зарождаться только при тесном единении с жизнью общества. У меня нет близких мне молодых сотрудников, на пользу которых мог бы служить мой жизненный опыт, и в деятельности которых могла бы продолжаться моя неумирающая потребность борьбы за правильный жизненный путь…
В 1961 г. сильное ухудшение зрения стало причиной того, что я отказывался от привычных выездов в Ленинград на «Полоску» или для участия в каких-либо заседаниях. Главным привлекательным моментом при поездках было непосредственное восприятие всех тех перемен, которые развёртывались в связи со всё возраставшим строительством города. Теперь уже я сам не мог видеть эти изменения, общение же с близкими или интересующими меня людьми всё чаще ограничивалось только разговорами с ними по телефону или гораздо реже — при их приездах в Пушкин.
С большей полнотой, чем когда бы то ни было в прежние периоды, моё внимание, весь мой активный интерес сосредоточивались на том систематическом, изо дня в день идущем, ознакомлении с общественной жизнью, которое я получал, слушая в течение всего дообеденного времени чтение текущей общей и специальной печати — газет и журналов. Как и во все эти годы прочитывал их мне ежедневно Игнатий Борисович Коган.
Главный мой интерес сосредоточивался на внимательном изучении содержания в ежемесячном «Вестнике Академии наук» и в «Вестнике АМН СССР», в журналах «Проблемы мира и социализма», «Коммунист», «Новое время», «Гигиена и санитария», «Советское здравоохранение», «Здравоохранение РСФСР», а также в значительном числе журналов и статистических ежегодников из стран народной демократии. Их можно было получать без особых затруднений по подписке в соответствующем магазине в Ленинграде. Через книжный отдел Академии наук СССР дополнительно каждый год разрешалась мне выписка «Демографического ежегодника ООН», а также журналов «The Public Health», «Population Index» и др. Систематически я получал также «Zeitschrift für die gesamte Hygiene» и все гигиенические немецкие издания.
В этом сборнике собраны воспоминания тех, чье детство пришлось на годы войны. Маленькие помнят отдельные картинки: подвалы бомбоубежищ, грохот взрывов, длинную дорогу в эвакуацию, жизнь в городах где хозяйничал враг, грузовики с людьми, которых везли на расстрел. А подростки помнят еще и тяжкий труд, который выпал на их долю. И красной нитью сквозь все воспоминания проходит чувство голода. А 9 мая, этот счастливый день, запомнился тем, как рыдали женщины, оплакивая тех, кто уже не вернётся.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.