Записки I-тетрамино - [43]

— Это хорошо, — сказал я, — физическая активность в вашем возрасте является отличной профилактикой деменции, — я деланно улыбнулся, — поэтому у меня ровно один вопрос: а сама Наденька об этом знает?

— Ну… — втянув голову в плечи, буркнул Савелий, — конечно, знает.

— То есть ваши отношения существуют только в вашем воображении, Савелий, — проворковал я. — Можете мне не врать. Я чую ложь за версту.

— Не смей со… — начал было вскипать мой собеседник, но, что именно я не должен делать, так и осталось тайной, так как я заткнул фонтан его красноречия, прижав палец к губам.

— Я не собираюсь дурить Надежде голову, — глядя ему в глаза, сказал я, — я писатель не местный. Попишу и уеду. Помогу вам и вернусь к своему флоту, в смысле. Знаете, какой у меня большой флот? Одних истребителей сорок тысяч.

Говоря это, я подходил все ближе и ближе, заходя несчастному Савелию за спину, касался его руками, не опускаясь, впрочем, ниже плеч. В общем, активно нарушал личное пространство епископа. Даже не знаю, откуда это во мне взялось, — я словно просто знал, что прилипчивый до отвращения адмирал должен так себя вести, и точка.

Савелий морщился, подергивался, покрывался гусиной кожей, но стоически терпел. Видимо, действительно любил Луизу Надежду. И может быть, даже имел кое-какие шансы — в епископы же выбраться сумел? Девушки это ценят. "А что, пузатый, так это дело поправимое, — решил я. — С этим я помочь смогу — подтолкну в нужном направлении".

— Савелий, можно личный совет? — проникновенно начал я, отойдя от толстяка на пару шагов и оглядывая его похожую на грушу фигуру сочувственным взглядом. — Для адепта религии, которая требует полного обнажения, вы наделены поразительно скромным личным достоинством. У вас пися как у ляли, если вы не поняли моих экивоков. И это не Господь наградил вас маленьким членом, а вы сами. Ленью и чревоугодием.

Ваш пенис, будучи от природы нормальных, человеческих размеров, просто погружается в глубины вашего тела, отступая перед наступающим жирком. Геометрия, она бессердечная сука. Если вы не займетесь срочно физкультурой и не начнете контролировать питание, то скоро вы своего малыша даже в зеркало не увидите — он полностью втянется внутрь. Я доступно излагаю? — спросил я, увидев метнувшийся к зеркалу взгляд епископа.

— Д…д…да… — промямлил тот, — в чём-то вы правы.

Обалдеть. А шансы Савелия растут — судя по тому, что он сумел прислушаться к словам мерзкого и неприятного адмирала, он обладает на редкость здравым мышлением.

"Вот и славненько", — подумал я, завершая сеанс поджопниковой терапии. Еще раз хорошенько вымыл руки, в последний раз глубоко и горестно вздохнул, подхватил сидящего на раковине кота и нырнул в жаждущую адмиральского тела толпу.

* * *

"Груминг и огораживание. Всё это сплошной грумминг и огораживание", — думал я, с тоской выслушав очередной доклад. Передавшая мне своё выступление Луиза Надежда, к сожалению, была не властна над регламентом, и выступать я должен был не в первом десятке.

И хотя на выступление отводилось не более десяти минут, до меня очередь дошла только спустя долгих три часа. Всё это время я был вынужден выслушивать шаблонные, словно написанные под копирку выступления других кандидатов.

Первую часть своего выступления каждый дорвавшийся до трибуны лидер посвящал восхвалению своих соратников. Не забывая при этом, естественно, прочесть пару здравниц в свой адрес. Вторая часть так же предсказуемо и шаблонно отводилась врагам. В ней выступающий подробно и с примерами рассказывал, почему союз с этими, этими и этими сидящими в зале крысоухими собаками принципиально невозможен.

Да, да, вы не ослышались. Все услышанные мной выступления на посвященном борьбе с засухой съезде не содержали ни одного предложения на тему "Как, собственно, с этой засухой бороться". Выступающие сводили старые счеты и решали внутренние проблемы.

Что, с одной стороны, играло мне на руку, так как повышало мои шансы на успех. Но навеивало дурные воспоминания о родине — у нас, если присмотреться к политическому процессу, ситуация один в один вырисовывается.

Так что своё выступление я едва не проспал. Хорошо, что временно реабилитированный Скрепыш напомнил. Я поднялся к маленькой трибуне, прокашлялся и толкнул речугу. С места и в карьер.

— Люди, римляне, братья… и сестры! Граждане всех полов, возрастов и религий, к вам обращаюсь я, друзья мои! Вот уже более десяти лет вы страдаете от засухи, организованной вероломной Корпорацией! Не буду перечислять все неисчислимые бедствия, которые на вас навлекла засуха, — это вы знаете лучше меня. Не буду рассказывать обо всех ужасах, которые вас ждут, если вы ее не остановите. Я даже не стану хаять Корпорацию, которая хоть и мерзостна сверх всякой меры, но эффективно выполняет свою функцию, поскольку была создана такой. Я спрошу, что вы сделали, чтоб эту засуху остановить?

На этих словах в зале недовольно зашушукались. Было очевидно, что такая постановка вопроса, когда вместо привычных ритуальных поплёвываний в адрес Корпорации я начал искать виноватых среди присутствующих, вызывает отторжение.