Записки гробокопателя - [7]

Петр Иванович вздрогнул.

— Да, да! — закивал в зеркале Мишка. — Туда, где Иисус родился! Сейчас там арабский город, одни арабы живут. Машину нашу камнями закидают, а нам отрежут яйца…

— Поедем в Вифлеем, — твердо сказала Алка, притормозила и стала разворачиваться.

Мишка покорно сложил руки на животе.

— Господи Иисусе, спаси, сохрани и помилуй!

Вифлеема никакого не оказалось. Был прокаленный пыльный пригород без единого кустика. Грязно-белые одинаковые двухэтажные дома с плоскими крышами. Пацаны на замызганных улицах гоняли в футбол. О стену терся осел, и минарет торчал на площади. Поехали дальше и уткнулись в некрасивую кубастую церковь.

— Храм Рождества, — сказал Мишка.

— Это… где Иисус родился? — неуверенно предположил Петр Иванович.

— Точно. Хотите, зайдем?

Храм Рождества больше был похож на крепость. Двое из трех ворот были замурованы. Алка осталась в машине. Петр Иванович с Мишкой вошли в храм.

— Шестнадцать веков церквушке, — заметил Мишка. — Остальное все покрушили, поломали, кому не лень, а этот вот не тронули почему-то.

Они подошли к алтарю. Петр Иванович, не заметив, чуть не наступил на заделанную в пол серебряную звезду. Рядом со звездой надпись. Мишка перевел: «Здесь Девою Марией рожден Иисус Христос».

Слева от алтаря была большая икона Богородицы. Под иконой стеклянный ящик для пожертвований. Петр Иванович достал портмоне. Засомневался: в одном отделении доллары, в другом — рубли. Мишка помог:

— Не надо доллары, рубли нормально.

Петр Иванович вытянул все русские деньги и сунул в ящик.

Машину за время их отсутствия камнями не закидали, Алку не изнасиловали. Правда, сидела она с поднятыми стеклами.

Остановились у какой-то лавчонки.

— Сидите в машине, — вдруг приказал Петр Иванович — Я сам. Нужно будет, кликну.

Он зашел в магазин.

— Салям алейкум!

Пожилой, обычно одетый араб — костюм, рубашка, — перебирал четки. На приветствие кивнул.

— Из Москвы я, — сказал Петр Иванович. — Русский. Поесть надо. А у них шабат назревает. И выпить. — Петр Иванович выразительно пощелкал себя по горлу и пожевал вхолостую.

Араб вышел из-за стойки и повел его по магазину. Ткнул пальцем в круглые лепешки: «Пита?» Петр Иванович кивнул, ткнул пальцем в пиво: «Бира?» Опять кивнул Петр Иванович и дальше уже обходился без поводыря. Забуксовал он только на алкоголе. Араб снова пришел на помощь, стал предлагать одну бутылку за другой. На каждой из них был нарисован плод, а водку на растениях Петр Иванович отвергал в принципе. Араб наконец достал с полки большую прозрачную бутылку, на которой по-русски было написано «Водка».

— Годится, — кивнул Петр Иванович. — Две.

Расплатился он долларами и подарил арабу притаившуюся в дальнем отделении пятитысячную русскую денежку. Араб от себя кинул в пластиковый мешок Петра Ивановича зажигалку «Крикет» и пакетик орешков. Белозубо улыбнулся.

— Бай-бай.

Петр Иванович в знак дружбы пожал сморщенную коричневую лапку араба.

— Чудеса, — только и сказал Мишка, заглядывая в набитую доверху суму Петра Ивановича.

Но настоящие чудеса ждали Петра Ивановича позже, уже в Иерусалиме.

Проезжая часть улицы была перегорожена.

— Ремонт? — предположил он.

— Шаба-ат, — плохо скрывая застарелое раздражение, проскрипел Мишка. Ехать нельзя. Камнями кидать начнут.

— Арабы? — озабоченно спросил Петр Иванович.

— Да нет, евреи. Религиозники, хасиды. В шабат ничего делать нельзя. Работать нельзя. На машине ездить нельзя. По телефону нельзя. Дурь, короче. Мишка поморщился. — Одну войну из-за этого чуть не проиграли. Воевать-то тоже нельзя. Евреи молиться ломанулись, тут арабы и налетели. Еле выкрутились. Алка, давай в объезд!

Машина развернулась.

— И давно у вас эта канитель?

— Давненько, — сказал Мишка. — Три тысячи лет. А может, и все четыре. Раньше-то от этого хоть прок был: неделю работаешь, а в субботу хочешь не хочешь отдыхаешь, сил набираешь, помолишься, подумаешь, как дальше жить…

Из машины они вылезли за километр от дома: дом был в полурелигиозном районе.

— Чего ж вы так не продумали, когда квартиру брали?.. — удивился Петр Иванович, вытягивая из багажника чемоданы.

Мишка пожал плечами:

— Так я же вам сказал: вы приехали к мудакам. Мы сперва квартиру купили, а потом только и стали соображать, что к чему. А продавать вроде жалко, принюхались…

Возле подъезда карабкалась вверх виноградная лоза с гроздьями черного винограда. Петр Иванович отщипнул — сладкий, типа нашей «Изабеллы».

Лифт не работал. Почтовые ящики висели косо. Дверка одного была оторвана.

— Лифт мог бы и работать, — пояснил Мишка, взволакивая чемодан на пятый последний этаж. — Говорю это как профессионал — пять лет в Москве лифтером сидел в отказе. Есть шабатные лифты: кнопки не нажимаешь, лифт сам останавливается на каждом этаже. И Богу хорошо, и грыжи не заработаешь. Это в дорогих домах. А у нас евреи экономят. Выключают на шабат, и все дела.

Алка потянулась к звонку. В это время из квартиры напротив вышла дама с выводком детей. Алка резко отдернула руку от кнопки.

— Шабат шолом!

— Шабат шолом, — ответила дама без особой радости, обозревая подозрительно всю компанию. Потом, слава Богу, стала спускаться. Алка раздраженно повела головой — видать, все это крепко ее доставало.