Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819) - [65]

Император, войдя в свой кабинет, позвал Кутайсова и сказал ему: «Растопчин говорил мне сегодня утром о чем-то, что я должен сделать, а я забыл о чем. А, помню! Позовите ко мне Головина и принесите орден св. Александра». Как только муж мой вошел в кабинет, как император пошел ему на встречу. «Я едва было не сделал самой большой несправедливости, — сказал он ему, — спешу загладить рассеянность моего сына: никто более вас не заслуживает его участия и благосклонности». Его величество приказывает Кутайсову скорее сообщить великому князю, что он только что вручил орден св. Александра лицу, наиболее достойному получить этот знак отличия. В ту минуту вошла в кабинет императрица Мария. Император сделал знак моему мужу, чтобы он не благодарил ее. Она была удивлена аудиенцией, которою удостоен был мой муж, а в особенности орденскою лентой, которую она увидала на нем. Нас уверяли, будто она тому противилась. По выходе ее из кабинета, император сказал моему мужу: «Я вам сделал знак не благодарить ее. Уверяю вас, что не за что». Муж мой явился затем к великому князю, который принял его с замешательством. Муж мой высказал, как ему тяжело было не иметь возможности приписать получение этого ордена участию его высочества: великий князь достаточно знал его, говорил он, и мог быть уверен, что он ценил не орден, а его мнение. Затем, увлекшись живостью своего характера, он позволил себе высказать ему суровую истину, чего подданный не должен допускать, разговаривая с своим государем, из какого бы чистого источника ни проистекало его намерение; в конце концов, он попросил у великого князя позволения оставить его двор. Великий князь хотя и противился этому намерению, но слабо. Прямо от великого князя муж мой пошел благодарить великую княгиню Елисавету. Она вовсе не догадывалась о происшедшем и поручила ему передать мне, чтобы я навестила ее. Я застала ее лежащей на кушетке. Княжна Четвертинская сидела возле нее. Визит мой был краток: я стеснялась присутствием княжны. Простившись с великой княгиней, я пошла в комнаты графини Толстой. Муж мой вскоре пришел туда и рассказал мне все, только что переданное мною. Я очень этим огорчилась. Муж мой признался, что ему труднее всего было скрыть все, происходившее в его сердце, во время своей аудиенции великой княгини, вниманием которой он более всего дорожил. Он прибавил, что все, готовившееся против нее в среде окружавших великого князя, было одною из главных причин, побуждавших его оставить двор, так как он не сомневался в невозможности помочь горю. Сначала он просил даже уволить его в отставку, однако император позволил ему оставить двор, но не службу. Его величество положительно требовал, чтобы он принял какое либо место. Муж мой, не желая ослушаться, решился просить себе место президента почтового департамента, главным директором которого был граф Ростопчин. Император согласился и заставил его, кроме того, принять место сенатора[189].

Я не могу выразить, насколько эта перемена в моем положении была для меня тягостна. Она подала повод к тысяче предположений, одно другого обиднее. Враги наши с гнусным злорадством имели теперь возможность вести свои интриги, прикрывая свою клевету кажущимся видом истины. Удаление моего мужа от двора великого князя был первым предметом их недоброжелательных толков. Вот как они представили его великой княгине. Все эти подробности узнала я, много времени спустя.

На другой день после крестин своей дочери великий князь Александр сообщил своей супруге, что император предоставил на его усмотрение дать орден Александра Невского или моему мужу, гофмейстеру его двора, или графу Толстому — гофмаршалу. Так как граф Толстой всегда находился при нем, деятельно и неутомимо исполняя самые тяжелые обязанности своей должности, то он считал вполне справедливым представить к ордену графа Толстого, а не мужа моего, который удалялся от великого князя; но граф Головин обиделся этим предпочтением и тотчас же испросил свое увольнение, променяв свое положение при дворе великого князя на президентство почты в ведении графа Ростопчина. Великий князь в свою очередь, казалось, был очень оскорблен поведением моего мужа и, в особенности, этим последним обстоятельством. Переходя поспешно в департамент, зависящий от графа Ростопчина, тогда первого министра и, по-видимому, всемогущего, муж мой как бы пренебрегал вниманием великого князя и действовал по заранее подготовленному плану. Так смотрел на дело великий князь. Он повторял с большим сожалением: «Мог ли я когда нибудь думать, что Головин, которого я считал истинно мне преданным, оставит меня под предлогом обиды из-за ордена! Его соблазняет фавор. Он справедливо полагает, что ему будет лучше быть под начальством Ростопчина: таким образом он укрывается от всяких случайностей; но я не ожидал от него такого поступка». Великий князь, судивший только по приведенным мною фактам, с той же точки зрения представил это дело и великой княгине. Все, кому их высочества говорили о нем, судили в том же духе, и великая княгиня горячо разделяла неудовольствие великого князя против моего мужа. Она не обвиняла меня, будучи уверена, что я страдаю от всего происшедшего: она жалела меня и верила еще в мою неизменную преданность. Однако старались и меня очернить в ее глазах; притом печально сложившиеся обстоятельства ввели ее в заблуждение на мой счет. Возвратимся теперь к более отдаленному прошлому, подготовившему события, о которых теперь будет идти речь.