Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819) - [62]

Недели две спустя по возвращении в город, приехало семейство Лопухиных. Отец тотчас же был назначен генерал-прокурором на место князя Алексея Куракина, жена его была возведена в статс-дамы, а дочь Анна во фрейлины. Ничему более не удивлялись уже, в противном же случае возведение г-жи Лопухиной в звание статс-дамы вызвало бы справедливое недовольство[182]. Роду она была незнатного, и манеры ее доказывали полное отсутствие воспитания; к тому же известно было, что прошлое ее далеко небезукоризненно. Она была мачехой m-lle Лопухиной, которая, вместе с своими двумя младшими сестрами, лишилась еще в детстве своей родной матери. Из этих двух сестер одна была замужем за г. Демидовым. Такая же хорошенькая, как m-lle Анна Лопухина, она появилась при дворе со всем семейством и даже друзьями и притворялась, будто она страстно влюблена в великого князя Александра. Великий князь тщательно избегал ее, тогда как она искала с ним встречи. Император придавал выражению своей склонности рыцарский характер, что могло отчасти облагородить ее, если бы к ней не примешивались разные причуды. Государь только что стал во главе гроссмейстерства, роздал ордена его членам своего семейства; сохранив за собой достоинство гроссмейстера ордена, он учредил в нем новые должности и командорства и, сообразно с этим, увеличил число официальных торжеств при дворе. M-lle Лопухина получила Мальтийский крест; она была единственная женщина, которой даровано было это отличие, за исключением членов императорского семейства и графини Скавронской, вышедшей замуж за графа Литта[183], бывшего посланником гроссмейстера при русском дворе в продолжение нескольких лет и являвшегося главным виновником перехода Мальтийского ордена под покровительство императора.

Имя Анны, которому приписывали мистический смысл божественной благодати, стало девизом государя. Он поставил его на знаменах своего первого гвардейского полка. Красный цвет, любимый m-lle Лопухиной, стал любимым цветом и императора Павла; следовательно и двор отдавал ему предпочтение. Офицеры и все придворные, за исключением прислуги, носили этот цвет. Император подарил прекрасный дом m-lle Лопухиной на Дворцовой набережной. Он ежедневно ездил к ней в карете, запряженной парой лошадей, с Мальтийским гербом и в сопровождении лакея в красной ливрее. Государь полагал, что едет инкогнито в этом экипаже, но в действительности его узнавали и при этом случае, точно так же, как тогда, когда он ездил в обыкновенной своей карете. Можно представить себе, какое впечатление производили на петербургскую публику все эти комедии! Народ был поражен, что государь его более высоко ценит честь быть гроссмейстером Мальтийского ордена, чем русским самодержцем. Этот орден, присоединенный к государственным регалиям, возбуждал общие насмешки, наравне с почти театральными сценами выполнения всех обрядов ордена. Нравственный беспорядок водворился при дворе взамен той строгости нравов, которую до сих пор сам император старался установить повсюду. Государь подавал теперь пример забвения своих обязанностей, поощряя к этому и своих сыновей. Несмотря на эту распущенность, строгость ко всему, относившемуся к службе, была доведена до высочайшей степени, и нетрудно было предвидеть могущие произойти от того последствия.

В ноябре месяце, великая княгиня Елисавета объявила о своем положении. Император, по-видимому, был тем очень доволен так же, как и все. Замужество двух старших великих княжон Александры и Елены улаживалось. Ожидали приезда в Петербург эрц-герцога Иосифа, палатина венгерского, который был женихом первой, и наследного принца Мекленбург-Шверинского, искавшего руки второй. Оба принца приехали, наконец, и их пребывание подало повод к многочисленным балам и праздникам при дворе и в обществе. Валы и без того давались часто, чтобы удовлетворить страсть к танцам m-lle Лопухиной. Она любила вальс, и этот танец, в сущности невинный, хотя прежде запрещенный при дворе, благодаря ей, был снова введен при дворе. Обычный придворный костюм стеснял m-lle Лопухину в танцах: она находила его недостаточно элегантным, вследствие чего вышло повеление, отменившее его, и этому повелению вся молодежь, не исключая и великих княгинь, подчинилась с большой радостью и замечательным старанием, которое, однако, огорчило императрицу. В виду того, что до тех пор она относилась строго к туалету и даже как бы преследовала уклонения от правил, что причиняло немало огорчения молодым особам, некоторые из них торжествовали теперь, когда ее величество вынуждена была, наравне с другими, подчиниться нововведению. Однако, в виду того, что причина этой перемены могла серьезно огорчить ее величество, многие действительно сожалели ее.

Эрц-герцог не мог надолго продлить свое пребывание, а потому обручение состоялось в январе 1799 г., после чего он вскоре уехал.

В то же время готовилась война против французских революционеров. Император послал на помощь Австрии 12 000 войска под командой генерала Розенберга, но скупость и мелочность австрийцев вывели его из терпения, так что он дал приказ вернуть полки к границе. Принц Фердинанд Виртембергский был тогда послан венским кабинетом к императору с просьбой отменить этот приказ. Наконец все устроилось согласно желанию австрийского двора. Русский отряд был подкреплен 24 000 человек, 30 000 посланы были в Швейцарию, под командой генерала Корсакова, 12 линейных кораблей и 24 фрегата ушли в Голландию. Император вызвал из ссылки фельдмаршала Суворова и назначил его главнокомандующим. Суворов отправился в поход против Франции во главе 60 000 человек, предназначенных Екатериной II для той же цели.