Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819) - [23]
9-го мая двор переехал в Царское Село. Этот отъезд императрицы, хотя он совершался каждую весну, всегда производил большой эффект. Она ехала с людьми, составлявшими ее интимный кружок, в шестиместном экипаже, запряженном десятью красивыми конями, предшествуемая 6-ю курьерами, 12-ю гусарами, 12-ю лейб-казаками и в сопровождении камер-пажей; пажи и конюхи были верхом. Как только экипаж трогался с места, 100 пушечных выстрелов из Петропавловской крепости возвещали городу об отъезде государыни. Народ сбегался, все экипажи были в движении, всем хотелось увидеть ее проезд, с ее отъездом все становились угрюмы и тревожны, все чувствовали неприятную пустоту; несмотря на то, что на другой день я должна была нагнать ее, я, вместе с другими, разделяла это чувство. Я была неспокойна, пока сама не поехала. Я сожалею, что царский блеск отъезда служил для всех некоторым утешением; но для воображения необходимы такие величественные картины: они так отвечают почтительности, которую каждый питает к государыне в глубине своего сердца. Я также жалею о пушечном выстреле, возвещавшем нам восход и заход солнца: это было как воспоминание о том конце и о той надежде, которые всегда соединяются с нашими мыслями. Император Павел вывел этот обычай из употребления.
Летом 1794 г., когда я во второй раз жила в Царском Селе, при дворе прибавилось несколько новых лиц. Граф Эстергази, агент французских принцев, был принят государыней очень милостиво[109]. За его грубым тоном скрывался корыстный, склонный к интригам характер. Все считали его открытым и прямодушным человеком, но государыня недолго ошибалась в нем и только по своей доброте терпела его. Он заметил это и стал слугой Зубова, который и поддержал его. Его жена была женщина добрая и благодарная к своим прежним повелителям, обхождения прямого, ровного и свободного. Граф Штакельберг[110], наш прежний посол в Варшаве, где он играл важную роль, отлично умел угадывать дух общества; он был ловкий царедворец и предан Зубову. Граф Федор Головкин, хотя был ничтожной личностью, но некоторое время играл известную роль[111]. Это был злой и наглый лжец, не лишенный смелости; шутя и забавляя, он понемногу достиг высших чинов, но его влияние продолжалось недолго: насмешка и клевета были изгнаны в кружке императрицы, которая не терпела их. Граф Головкин стал чтецом и лакеем Зубова, другом сердца и доверенным лицом графини Шуваловой. Зубов выхлопотал ему место посланника в Неаполе, но его дурное поведение заставило отозвать его оттуда; он был даже выслан на некоторое время. Три сестры, княжны Голицыны[112], назначенные фрейлинами при великой княгине Елисавете незадолго до ее свадьбы, также последовали за двором в Царское Село.
Природа была так оживлена, что придавала невыразимую прелесть обаянию весны. Это время года всегда как бы соединяет все чувства, воспоминания возвращаются с новой силой; в это время дышишь для того только, чтобы чувствовать благоухания, еще с большей любовью любить то, что должен любить, но, среди этого разнообразия чувств, появляется какая-то тревога, которая может стать опасной для сердца, жаждущего пищи.
Великая княгиня Елисавета выросла и похорошела. Она обращала на себя внимание всех: ее ангельское лицо, ее стройная, грациозная фигура, легкая поступь, заставляли всякий раз восхищаться ею. Когда она входила к императрице, все взоры устремлялись на нее. Я наслаждалась ее торжеством, но с некоторым опасением: я желала бы, чтобы на нее более были обращены взгляды великого князя Александра, чем кого либо другого.
Каждый вечер мы совершали прогулки, все время продолжалась чудная погода; государыня останавливалась около ограды или колоннады. Заход солнца, тишина в воздухе, благоухание цветов, все это ласкало чувства. Что за время — молодость! В ней столько меду, смешанного с ядом!
V
Супружеская жизнь великого князя Александра Павловича и великой княгини Елисаветы Алексеевны. — Отношения их к гр. Головиной. — Графиня Толстая. — Прогулка к колонистам. — Игры и развлечения в Царском Селе. — Увлечения Зубова и интриги при дворе. — Отношения к Головиной великой княгини Елисаветы Алексеевны. — Граф Штакельберг.
Ничто не могло быть интереснее и красивее прелестной пары: великого князя Александра и великой Княгини Елисаветы. Их можно было сравнить с Амуром и Психеей. Окружающие замечали, что по чувствам они вполне отвечали друг другу. Великий князь делал тогда мне честь удостаивать меня особенного своего доверия.
Утром мы всегда гуляли втроем: и муж, и жена одинаково желали меня видеть. Если супруги слегка ссорились между собой, — меня же звали быть судьей. Помню, что после одной из их размолвок они приказали мне прийти на следующее утро в 7 часов в нижний этаж дворца, в апартаменты моего дяди, которые выходили в парк. Я отправилась туда в назначенный час. Оба они вышли на террасу. Великий князь вошел через окно, велел передать стул, вышел, заставил меня выскочить; словом, сделал все, чтобы придать вид приключения самому обыкновенному факту. Они взяли меня за руку, отвели в бывший эрмитаж в глубину сада, усадили на стол, и заседание было открыто. Оба говорили одновременно. Приговор состоялся в пользу великой княгини, которая была совершенно права. Великому князю надо было признаться в своей вине. Он это сделал. Покончив с серьезным делом, мы очень весело пошли далее.
В.Н. Головина входила в круг лиц, близких Екатерине II, и испытывала к императрице чувства безграничной преданности и восхищения, получая от нее также постоянно свидетельства доверия и любви. На страницах воспоминаний графини Головиной оживают события царствования Екатерины II, Павла I и Александра I.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.