Записки графа Рожера Дама - [10]

Ради легкости передвижения и возможности бывать повсюду капитан-паша[27] находился в легкой кирлянджи; разрушение было уже полное: еще один линейный корабль и 2 фрегата были объяты пламенем; большинство судов его флотилии было разбито и прибито к берегу, у нас же во флотилии не хватало судов, чтобы одновременно разрушать и собирать. Впрочем, легкие турецкие суда, почти все севшие на мель близ крепости Очакова, были обеспечены от нас, так как нельзя было отправиться и взять их на буксир; следующее обстоятельство положило конец этой славнейшей в своем роде битве; два линейных корабля и два фрегата были взорваны; все уцелевшие суда собрались вперемешку под крепостными батареями, а русская флотилия в виду этих жалких остатков еще до полуночи выстроилась в ряд[28].

На следующий день, 29-го июня, утром принц Нассау, опираясь на успехи предшествовавшего дня и надеясь на новые, пытается снова завязать битву. Ему снова удается застать врасплох турок, занятых стараниями выстроить в ряд остатки своей флотилии и подкрепление, пришедшее из флота, стоявшего на якоре у Березани. Непредвиденная атака приводит их снова в беспорядок, но нижние батареи Очакова снова мешают подойти настолько близко, чтобы захватить их, и принц решается их сжечь — семь судов становятся жертвой пламени, 4000 человек гибнут в огне и воде, и нам удается спасти остальных, которые приплывают к нам и цепляются за борта; мы отрезываем от берега галеру, которая находится подальше от него, захватываем ее, и флот наш уходит, уничтожив и разрушив предварительно все суда, по неосторожности и небрежности турок вошедшие в лиман[29].

Без сомнения, если бы русский флот, вооружавшийся в то время в Севастополе, в Крыму, вовремя был готов и мог бы прийти, и к тому, что мы сделали под Очаковым, присоединить еще атаку на часть турецких сил, оставшихся в Бере- зани, то от всего флота, вышедшего из Константинополя, осталось бы всего столько, чтобы было кому отвести в Диван весть о полном поражении. Но недостаток согласия в принятии мер чаще всего и служит причиною продолжительности войн. Редко могут встретиться такие столкновения между государствами, которые не могла бы решить одна кампания, если бы только государства не пренебрегали никакими мерами предосторожности, ни планами, благоприятствующими их положению.

Сухопутная армия покинула уже свои зимние квартиры, и князь Потемкин уже разбил палатки на берегу Буга.

После битвы принц Нассау поручил мне отправиться и передать князю Потемкину подробности битвы и взятый накануне адмиральский флаг. Приемом своим князь самым лестным для меня образом доказал свое удовольствие. «Я причинил бы вам слишком большое огорчение, послав вас лично с флагом к Государыне, так как вы в данное время с большим сожалением покинули бы армию; я принимаю его от её имени, и будьте уверены, она узнает всё, что привело к тому, что я получил его из ваших рук». Я в тот же день вернулся к принцу Нассау, который на следующий день отправился в лагерь, и с тех пор мы часто отправлялись туда обедать и каждый раз вечером возвращались на борт.

Однажды мы очень поздно покинули палатку князя Потемкина. Была темная ночь; мы сели в шлюпку; принц Нассау заснул, но я по какой-то случайности не уснул, однообразный шум весел располагал меня к размышлению, не наводя сна; я заметил, что, не встретив больших препятствий, чем в предыдущие дни, переезд от земли к флотилии длился дольше обыкновенного, между тем мне казалось, что я видел в отдалении фонарь яхты, который обыкновенно указывал нам направление; непрерывное движение 24-х гребцов заметно нас приблизило к нему, как вдруг, скользнув взглядом, от нечего делать, назад, я как будто разглядел ряд черных точек; я нагнулся и яснее увидел их, но ни кормчий, ни гребцы не заметили, что привлекло мое внимание; наконец, пораженный своим открытием, я своею властью останавливаю гребцов и бужу принца Нассау; он со вниманием присматривается, к счастью, видит то же, что и я, приказывает на всякий случай изменить направление, чтобы приблизиться к темным точкам, привлекшим наше внимание, и перед нашими глазами стоит наша флотилия. Фонарь яхты потух; кормчий, привыкший следить по нему за направлением и, может быть, уснувший, прошел между берегом и последним судном правого крыла флотилии и вез нас прямехонько на фонарь яхты турецкого флота. При мысли об участи, которую мы только что избежали и которой так легко могли подвергнуться, у нас сильно забились сердца, и, мне кажется, я снова ощущаю сердцебиение в то время, как пишу эти строки.

12-го июля принц Нассау, постоянно раздражаемый зрелищем турецких судов, которые всё время стояли в ряд у него на виду, так как капитан-паша после каждого сражения пополнял ряд судами из флота, стоявшего на якоре у Березани, решается снова атаковать; те же распоряжения, то же удальство, тот же успех, но еще ближе к стенам Очакова, так сказать, под самыми стенами его, снова затоплены 9 судов; на этот раз ни одного линейного корабля; бой продолжался 8 часов. Вскоре после этого я вернулся на землю и остался в лагере, как этого желал князь Потемкин.