Записки генерала-еврея - [30]

При чём тут религия, которая в массе ведь понимается не как кодекс морали, а как символ, определяющий взаимоотношения к Богу? Кому и где это служит преградой? Если не встречаем среди русских православных перехода в другие религии, то потому, во-первых, что это прямо запрещалось законом, - не было физической возможности осуществить такое намерение; во-вторых, это было просто невыгодно, до крайности; а когда теперь обстоятельства изменились, то не только готовы менять религию, а меняют отечество, - переходят в другие подданства. А ведь это уже подлинная измена своей Родине! И делается это с лёгким сердцем, иногда лишь ради мизерных расчётов. И ни откуда не встречает порицания.

Всё относительно в нашей жизни, полной всевозможных противоречий...

Можно ли представить себе более преданных своей новой религии, после отказа от старых своих богов, как это было, например, с царицей Александрой Феодоровной и великой княгиней Елизаветой Феодоровной. Почему обменять своего бога на корону или на великокняжеское положение, с точки зрения морали, допускается и даже поощряется, и требуется, хотя можно ведь существовать и без короны; а когда голодный человек совершает пустую, с его точки зрения, формальность ради куска хлеба, то это зазорно? Ведь такие мистические души, как Александра и Елизавета Фёдоровны, оказавшиеся настолько рьяными фанатичками в православии, наверное ещё в лютеранстве были привязаны к своим религиям всеми фибрами души. Для них-то перемена религии была ведь настоящее сальто-мортале. И всё же они совершили этот скачок, когда потребовали обстоятельства. Тогда как затравленному и гонимому еврею, жаждущему только человеческого существования, такой шаг вменяется в вину, хотя никаких скачков, по совести, ему делать и не приходится.

Я привёл пример с Александрой и Елизаветой Феодоровнами просто по его яркости. Но что сказать про многих наших выспренных аристократов или заслуженных бюрократов, которые со скандальной и преступной лёгкостью теперь изменяют... не своему Богу - они бы и это сделали, но это никому не нужно, никто этого не спрашивает, - а изменяют своему отечеству, отказавшись от России, как только их оттеснили от государственного пирога, который они привыкли расхищать сами из поколения в поколение, старательно не подпуская других. Можно ли сравнивать положение подобных аморальных людей с положением гонимого еврея, поставленного в невозможность сколько-нибудь человеческого существования и вынужденного совершить формальность для перемены религии, чтобы только получить возможность дышать воздухом, буквально: ведь это не везде позволительно было евреям!

Подумайте только, сколько коварства скрывается в этом вопросе, задрапированном с виду такими красивыми принципами. Отнимают от человека право на человеческое существование, подвергают нравственным пыткам и гонениям всякого рода, сами указывают выход, где легко и просто найти убежище; и когда человек воспользуется этим выходом, упрекают его в отсутствии стойкости.

Можно ли представить себе провокацию худшего сорта! Ведь по элементарному здравому смыслу ясно, что быть стоиком в этом случае, значило бы преклоняться пред явными предрассудками, которые представляются мне глупыми, жестокими и несправедливыми.

Пристойно ли, однако, оставлять ряды слабых и гонимых и переходить к сильным и гонителям?

Да, - это было бы так, если бы христианство было в борьбе с еврейством. Но ни по букве, ни по духу христианского вероучения вообще, и православного в частности, нет никакой вражды к еврейству; напротив, - это ведь родственное вероучение, состоящее из Старого и Нового Завета, не имеющее ничего общего с гонением на евреев, народившимся лишь впоследствии, с течением веков, среди тёмных низин народных, при изуродованном понимании религиозных верований.

А гонители? Разве это народ русский, или какой бы то ни был другой народ в мире? Ведь гонители, одержимые юдофобством, - это везде и всюду самые низкие элементы, ограниченные умственно и нравственно, независимо от религиозных настроений, - просто своего рода садисты, по выражению Л.Н. Толстого, от которых недаром всегда старательно отмежёвывается всё, что есть лучшее, интеллигентное в каждой нации.

* * *

Все эти приведённые выше рассуждения, быть может, не представлялись мне вполне ясными тогда, в мои юношеские годы, когда мне предстояло шагнуть через Рубикон; но смутно я это сознавал и понимал одинаково тогда, как и теперь, на склоне дней моих, когда приходится подводить итоги...

Самое важное, что я старательно и неусыпно держал под светом моей совести, это было то, что, оставив ряды угнетённых, продолжал бороться, активно или пассивно, против гонений, видя в такой борьбе сокровенное и разумное служение России, моей Родине, по долгу Совести и Присяги, следуя этим путём также и велениям сердца.

Глава V. Жизнь и служба армейского офицера

Поступление в юнкерское училище. Жизнь, служба и обучение. Традиционное празднование производства в офицеры и его последствия. Обычаи и нравы офицерской жизни того времени. Наложение экзекуций на униат. Моё увлечение обучением солдат грамоте, и взгляды начальства. Аутодафе «крамольных» книг в 1882 г. Порядки охраны путешествий Александра III. Поступление в академию Генерального штаба. Жизнь, служба и обучение в академии.