Записки фотомодели - стразы вместо слез - [10]

Я чувствую, как он пожимает плечами под пальто. Его ладонь крепче сжимает мою руку.

– Не знаю… Может быть, изливаю душу. А может быть, хочу уберечь тебя от ошибок. Лучше быть готовым к худшему и избежать его, чем надеяться на лучшее и попасть в ад…

– Не говори так. Ты пугаешь меня. Я ничего в этом не понимаю… – жалобно, по-детски умоляю я.

В ответ говорящий птеродактиль Марк только смеется своим неповторимым живым смехом и сжимает мою ладонь в кармане своего пальто.

Глава четвертая

Торговые города и выставочные комплексы – дворцы современных принцесс. В полном соответствии с равными возможностями в получении доступа к широкому ассортименту колбасы, соков, джинсов, кроссовок и очков, сделанных в странах третьего мира, здесь каждая корова может почувствовать себя хозяйкой жизни. Все-таки цивилизация хоть немного облагородила человека. Мне рассказывали, что в средневековых замках стоки канализации и отбросов просто выходили из стен замка. Особы королевских кровей и их двор справляли свои потребности, а результаты их жизнедеятельности изливались прямо на дороги и прилегающую к замку территорию. А за отбросы с кухонь те, кто жил за стенами замков, так просто дрались… (Я не могу вспомнить, от кого и когда я все это узнала, но не сомневаюсь, что на эту тему меня просветил эрудит Марк.)

Я горжусь, что живу в более совершенном и рациональном мире. В современных «дворцах» чернь всегда может позволить себе удовлетворить аппетит дешевым хот-догом или другим разогретым в микроволновке фастфудом. А «конечный продукт» с радостью поглощают общественные сортиры с функцией фотосмыва, способные одновременно обслужить такое количество людей, которое могло бы разместиться в храме Христа Спасителя на Пасхальной неделе.

По словам Марка, французский королевский двор менял место своего пребывания по мере засирания территории вокруг очередного замка. От момента заселения королевских особ и двора в очередную резиденцию до начала эпидемии холеры, источником которой становилось дерьмо и отбросы, обильно изливавшиеся из замка, проходило не больше трех месяцев. После чего двор снимался с места и переезжал в новое обиталище, где к тому времени эпидемия уже прекращалась. Так в течение года королевский двор менял четыре-пять замков. Этот цикл, по сути представляющий собой своеобразный годовой говнооборот, можно наблюдать и в наше время. Модные клубы тоже существуют один, максимум два сезона, после чего тусовка снимается с засиженного и обгаженного места и переезжает в новое модное заведение.

Моя жизнь в качестве выставочной модели тоже подчинена определенному циклу. Он сложнее. Но суть его примерно та же: каждая выставка повторяется не чаще одного раза в год в одном месте. Дерьмо, нанесенное участниками и посетителями прошедшей выставки, должно впитаться, подсохнуть, зарасти, прежде чем это событие снова повторится. Это же правило управляет движением выставок по ограниченному кругу мест, в которых они проводятся.

Впервые работая на Международной выставке ритуальных услуг и похоронных принадлежностей, я уже чувствую себя почти как дома. До этого я уже работала здесь на выставке кожи и меха. В этом же дворце, протяженность которого превосходит взлетную полосу аэропорта Шереметьево, я стояла в костюме баварской крестьянки на выставке «Мясная индустрия» в павильоне «Кишечное сырье». Здесь же я ездила на роликовых коньках во время выставки «Игрушки и игры».

Теперь я изображаю мертвую невесту. В белом подвенечном платье меланхолично хожу среди роскошных гробов, прикасаясь к ним нежно и бережно, словно это золотые раки с мощами святых.

Судя по жизнерадостному виду мужиков, которые толпятся вокруг стенда, на котором я разыгрываю свое унылое одинокое представление, похоронный бизнес переживает эпоху расцвета. Между «миром мертвых», в котором я ласкаю элитные саркофаги цвета «золотой металлик» и даже «хамелеон», и «миром живых», в котором нервно переступают с ноги на ногу солидные мужчины, установлены железные столбики с натянутыми между ними бархатными шнурами. Однако эта символическая граница не защищает меня от непристойных взглядов и пошлых выпадов, на которые не скупятся участники этого действа. Не без интереса я слушаю, как двое верзил в итальянских костюмах увлеченно фантазируют на тему того, как они оттрахали бы меня прямо в одном из гробов. По моим подсчетам, подобные фантазии посещают примерно каждого пятого посетителя этого стенда. Вероятно, именно на такой эффект рассчитывали гробовые маркетологи, которые пригласили меня работать. Кажется, на их языке это называется A.I.D.A. То есть Attention, Interest, Desire, Action – внимание, интерес, желание, действие. (Спасибо Марку!) Теоретически, испытав желание трахнуть меня в гробу, каждый из этих бройлеров, по замыслу маркетологов, вероятно, должен по крайней мере прицениться к одному из этих шедевров погребальных технологий, а в идеале – немедленно купить его, чтобы иметь возможность разнообразить свою сексуальную жизнь дома и хвастаться новым приобретением перед своими гостями, соседями и деловыми партнерами. Реализуется ли эта некрофильская маркетинговая стратегия на практике, мне неизвестно. Но в принципе меня не задевают все эти фантазии, реплики и шуточки, которые долетают до моих ушей, и раздевающие взгляды из-за бархатной загородки. Уж лучше быть мертвой невестой, оттраханной в фантазиях какого-нибудь скучающего торговца подмосковными коттеджами, чем каждый день подвергать свой мозг извращенному насилию в каком-нибудь офисе. По крайней мере, возбуждающего вида живым трупам платят больше. За три дня этого готического парадиза я получу столько же или даже чуть больше, чем получает квалифицированная выдрессированная секретарша, которую в прямом и переносном смысле трахают на рабочем месте по двенадцать часов в сутки, за месяц.