Записки - [45]

Шрифт
Интервал

Барон Игельстром получил повеление ехать в свои деревни в Лифляндию, а войска поручены в командование генерал-поручику Ивану Астафьевичу Ферзену.

В самый день революции в Варшаве поляки отправили прокламацию Костюшки во всю Польшу и Литву, а равно уведомление о происшедших обстоятельствах.

В Вильне заранее гетман Косаковский предуведомлял г<енерал>-м<айора> Арсеньева, что готовится революция, чтоб он был осторожен и взял свои меры; но тот был в интриге с панею Володковичевою, как к ней, так и ко всем полякам имел слепую доверенность, смеялся со всеми ими о страхе Косаковского, который, наконец, писал к нему, что 5-й и 7-й Литовские полки идут в Вильну и что он насилу мог от них уехать и будет сам с приверженными в Вильну часа через два. Случилось сие вечером, когда у Арсеньева были все мнимые его друзья-поляки. Он показал им записку Косаковского; те уверили его, что то была совершенная ложь, но когда разъехались, Косаковский приехал ночью в Вильно и тотчас послал за Арсеньевым, но было уже поздно. Ударили в набат; поляки бросились на гауптвахту и на сонные квартировавшие наши войска. Полки Нарвский и Псковский большею частью захватили в плен, а сопротивлявшихся умерщвляли без всякой пощады. Самого генерала Арсеньева взяли на чердаке, спрятавшегося за трубу; в числе пленных взят был полковник Языков. Косаковского взяли на квартире, но он защищался храбро до тех пор, пока выстрелил все бывшие с ним заряженные пистолеты, и многих нападавших на него убил и ранил. На другой день его повесили[171].

Артиллерии капитан Сергей Алексеевич Тучков, к счастью, по первому удару в набат вскоре ушел к своим двум ротам артиллерии, стоявшим на Погулянке, и нашел там всю свою команду готовую у орудий. К нему мало-помалу стали прибегать от сказанных полков некоторые офицеры и нижние чины, и собралось их до 700 человек. Он подступил к городу и стал оный канонировать[172]; поляки хотели было его атаковать, но, видя устройство [его войск], опасались. Поляки потребовали от Арсеньева, чтобы он приказал Тучкову остановить канонаду, но тот отказался, а принудили полковника Языкова, чтобы он от имени генерала послал таковое приказание. Тучков, получа сие предписание, отвечал, что пока генерала лично не увидит, то приказа не послушает, и требовал, чтоб его ему выдали. Но как начало рассветать, и увидя, что польские полки собрались и вывезли из своего арсенала артиллерию, и видя малое число своих войск, ретировался [он] к Гродно и прибыл туда благополучно без малейшей потери, хотя при начале жарко был преследуем.

В Гродно командовал генерал-майор кн. Пав<ел> Дмитр<иевич> Цицианов. Как человек разумный и с воинскими особливыми дарованиями, [он] был осторожен и содержал войска в должном порядке и потому тотчас по дошедшей молве принял свои меры и, дождавшись Тучкова, взял с Гродно контрибуцию, занял крепкую позицию и оставался там до времени.

Между тем поляки предались совершенно духу французской революции; многие знатные поляки были перевешаны, в числе которых: князь Масальский, бискуп Виленский, Ожаровский и Четвертинский[173]. Коллонтай играл роль Робеспьера, хотел было всех русских перерезать, но Костюшко, завременно прибыв в Варшаву, до злодейства сего не допустил. После, когда уже Прага, предместье Варшавы, русскими была взята, и перед занятием самой Варшавы, Коллонтай ушел с большой суммой денег.

Костюшко наименован [был] главным начальником с неограниченною властью. Наскоро формировал войска, умножая регулярные полки вольницею, так что в каждом полку был тройной комплект. Кавалерию паны снабдили хорошими лошадьми, отдали всех своих охотников, которые были искусные стрелки, усилив войска «посполитым рушением», то есть все шляхтичи, живущие наподобие однодворцев, в Польше их многое множество, должны были вооружиться; сверх того набраны крестьяне: не имея достаточного оружия, [они] вооружены были косами наподобие пик. С главнейшими силами Костюшко пошел против Ферзена, к которому король прусский присоединился с значительным корпусом. Зайончек назначен был противиться со стороны Красной России. В Литве начальствовали: Вавржецкий, Гедройч и Беляк, командующий татарскими полками; сии татары поселены [были] в Виленском воеводстве и отчасти в Гродненском и снабжали 16 эскадронов. Но все сии генералы ни теоретической, ни практической войны не знали; после Костюшки считался у них лучшим Домбровский, служивший в саксонской службе полковником.

Описав польскую революцию, приступаю к описанию военных действий.

Полковник Рарок, командующий авангардом отряда г<енерал>-п<оручика> Загряжского, донес, что поляки поутру, в четыре часа, в числе осьми тысяч и более, заняли от Дубенки верстах в двух ту самую позицию, которую занимал Костюшко против армии Каховского, и что уже с его казаками начал перестрелку. Весь наш отряд состоял из 10 батальонов, 12-ти эскадронов, 1 полка донских казаков и 10-ти орудий полевой артиллерии.

Не снимая лагеря, весь отряд выступил к Дубенке; пока оный приближался, поляки выслали эскадрона четыре на шармицель[174], но как скоро усмотрели, что два батальона обходят их позицию, а отряд шел прямо к ним в лицо, то они и ретировались в лесу, а потом и совсем ушли к Хелму. Пленные показали, что то была рекогносцировка, но польские войска у Хелма были в большом числе под командою генерала Зайончека.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.