Записки экстремиста - [10]

Не более чем через пять минут вся территория стройки была оцеплена. Мы ждали, бросив свою работу, что будет дальше, но дальше ничего не последовало.

Однако некоторое время спустя, когда все, наконец, было перетаскано под крышу и те, кто принимал участие в нынешней операции, но не жил на стройке, попытались выйти наружу, чтобы ехать домой, солдаты их не выпустили. «Стой, не подходи! Стрелять буду!» – звучали то тут, то там команды, и в чистом морозном ночном воздухе сухо и страшно клацали передергиваемые затворы.

3

Утром солдаты не пропустили за свою цепь ни одного человека, приехавшего на стройку. Многие из тех, что лишились работы, перестали ходить к нам, но большинство все же ходило, и снаружи, за линией оцепления, собралась толпа.

Мы, со своей стороны, решили жить так, словно ничего не произошло, и после завтрака все, кто находился внутри оцепления, по-обычному спустились в шахту. Наверху осталось только несколько человек. Остался наверху и я. Хотя мы и решили жить, не обращая внимания на цепь солдат, события каким-то образом должны были развиваться…

Они не замедлили с развитием.

Подкатили две черные машины, прохлопали дверцами, и по снежной укатанной дороге, беспрепятственно миновав оцепление, с неспешной солидной грузноватостью прошествовали к вагончикам трое мужчин в добротных, толстого дорого материала пальто с широкими, серебристо играющими на солнце воротниками из редкого меха.

Все трое приезжали к нам в прошлый раз, сопровождая главу города.

– Бандитизмом занялись? – не дожидаясь, когда мы рассядемся за столом напротив них, с властно-суровым выражением лица, в упор глядя на Волхва, сказал тот, что зачитывал в прошлый раз ультиматум. Видимо, он был нынче старшим.

Волхв выдержал паузу, так же в упор глядя ему в глаза, потом сказал:

– Всякое действие вызывает противодействие. С какой силой вы будете давить на нас, с такой мы и ответим.

– Не позволим! – Ухмылка, вдруг прозмеившаяся по губам этого старшего, была какой-то сардонически-плотоядной, словно б мы все, незнаемо для нас, были, со всеми потрохами, у него в руках, нет, не в руках даже, а в зубах, как мышь у кошки, и это только нам представлялось, что мы можем в любой момент, едва лишь зубы приразомкнутся, убежать, но он-то, державший, прекрасно знал, что никакой возможности убежать у нас нет.

– А мы и не будем спрашивать вашего позволения, – спокойно, не обратив ни малейшего внимания на сардоническую ухмылку представителя власти, сказал Волхв. – Вы решили оставить людей без куска хлеба – мы решили дать им его. Только и всего.

– А мы, – сделав ударение на «мы», вновь каменея лицом, ответил тот, – не позволим вам дать его, никто сюда не пройдет. Для чего, думаете, оцепление? Вас охранять? Еще не хватало! Никого к вам не пропустить, вот для чего. Сидите здесь со своими запасами. Ешьте вволю. Надолго хватит.

– Ах, суки! – ругнулся Рослый.

Он только выговорил вслух то, что каждый из нас тем или другим словом проговорил про себя.

– Ну, – вновь выдержав паузу, произнес Волхв, – и что дальше? Мы, в свою очередь, тоже что-нибудь придумаем, так, значит, и будем заниматься перетягиванием каната?

– Ничего подобного, – сказал все тот же из них троих, что был старшим. – Никто вам такой возможности не представит. Соглашаетесь на прежнее наше условие – и конфликт исчерпан. Все будут восстановлены на работе, а ваш бандитизм предан забвению. Если не соглашаетесь… Во-первых, значит, никого к вам не пропускаем сюда, а во-вторых, не пропускаем транспорт с грузами. Ни сейчас, ни потом. Вообще не пропускаем. Чем хотите, тем и крепите. Чем хотите, тем и бетонируйте.

– Ах, суки! – снова выговорил Рослый.

И снова это было сказано за всех нас.

– Вот вам для первого размышления, – как и в прошлый раз, будто не заметив оскорбления, поднимаясь, сказал представитель властей. – Подумайте, крепко подумайте.

Провожать представителей властей никто из нас не пошел. Никто из нас даже не поднялся из-за стола. И когда дверь вагончика захлопнулась, все так и остались сидеть, и все молчали – что-то невыясненное словно бы висело в воздухе, недоумение какое-то, какой-то вопрос…

Магистр первый сумел нащупать его.

– Странно… – произнес он.

– Что странно? – тут же отозвался Волхв.

– То, что все их санкции не затрагивают нас. Никоим образом. Ведь, казалось бы, можно прижучить и нас каким-то образом, но нет…

– Подвоз материалов они нам блокируют, – сказал Декан, – это что, не против нас санкции?

Магистр отрицательно покачал головой:

– Это все средства давления. Я о другом: чего бы, казалось, им не проучить нас как следует? Чтобы мы на своей шкуре почувствовали: с вами не шутки шутят! Скажем, арестовать. Ну. Не всех, но пятерых, шестерых, десятерых, наконец… нет, не прибегают к такому! Только давят на нас, и все, гнут, но не ломают.

– Ты прав, прав, – проговорил Инженер. – Жмут, но всегда словно б с таким расчетом, чтобы не пережать.

«Но не ломают», – сказал Магистр, и будто рвануло туманную завесу у меня перед глазами, она поползла, полезла клочьями, разваливаясь. «Чтобы не пережать», – сказал Инженер, и туман истаял вконец, исчез – и будто в бездну я глянул.