Записки Дениса Васильевича Давыдова, в России цензурой непропущенные - [14]
Ермолов, зная, что у Шамхала Зухум-Кадия существовало Канлы или кровомщение к одному значительному жителю Акушинскому, убедил его прекратить ее и предать всё дело полному забвению. По прочтении Муллою молитвы, и трекратных взаимных глажений бород, мир между ними был установлен. В ауле Губден Ермолов, имевший сначала также в виду помирить два враждебные семейства, отказался от того; они хотя объявили ему, что готовы исполнить его волю, но присовокупили, что потеряют после того всякое уважение жителей. Шамхал питал большую дружбу и глубокое уважение к Ермолову; жена его, которая была сестрою бывшего Хана Дербентского, взяла в себе старшего сына Ермолова, рожденного от туземки и сама нянчилась с ним.
Ермолов сохранил в Грузии прежнее число агаларов, но Паскевич и его преемники значительно увеличили количество их. Ермолов, негодовавший на жителей аула Дадал-Юрт, находившегося близ Терека, за постоянное содействие оказываемое ими хищникам, вторгавшимся в наши земли, готовил им страшное наказание. Усыпив их ласковым обращением, он внезапно окружил этот аул, овладел им, причём погибли все жители, за исключением детей; мужчины, не видя себе спасения, сами закалывали своих жен. Это подействовало на всех соседних жителей.
Объезжая в первый раз Кавказ, Ермолов прибыл в Дербент, где содержался под стражей Ибрагим Хан Табасаранский с братом, которые, имея вражду с третьим братом, жившим в вольной Табасарани и весьма враждебным нашему правительству, зарезали его самого, равно как и его беременную жену. Они были преданы суду и на основании высочайшей конфирмации, еще впрочем не объявленной им, надлежало одного повесить, а другого сослать в Сибирь. Ермолов, узнав что они желали его видеть, потребовал их к себе. Объяснив ему ход дела, они присовокупили: «хотя мы слышали, что мы уже приговорены к наказанию, но мы мстили брату не столько за себя, сколько за постоянные набеги в русские земли; дозволь одному остаться заложником, а другому сходить в горы для устройства дел». Ермолов, отпустив одного в горы, ходатайствовал о них пред государем, говоря, что надлежит принять во внимание дикие нравы виновных и постоянную преданность их России. Так как государь дозволил Ермолову поступить в этом случае по его благоусмотрению, он простил князей и этим приобрел в них России весьма полезных и преданных слуг.
Находясь всегда в весьма коротких сношениях со всеми участниками заговора 14 декабря, я не был однако никогда посвящен в тайны этих господ, невзирая на неоднократные покушения двоюродного брата моего Василия Львовича Давыдова. Он зашел ко мне однажды перед событием 14 декабря и оставил записку, которою приглашал меня вступить в Tugendbund, на что я тут же приписал: «что ты мне толкуешь о немецком бунте: укажи мне на русский бунт и я пойду его усмирять». Эта записка была представлена нынешнему государю, который сказал: «это видно, что Денис Давыдов ни о чём не знает».
Странный характер у нашего нынешнего государя: иногда великодушен, но большею частью крайне злопамятен. Накануне казни главнейших заговорщиков 14 декабря, он во весь вечер изыскивал все способы, чтобы придать этой картине наиболее мрачный характер; в течении ночи последовало высочайшее повеление, на основании которого приказано было барабанщикам бить во всё время бой, какой употребляется при наказании солдат сквозь строй. Государь не изъявил согласия на просьбу графини Канкриной, ходатайствовавшей об отправлении в Сибирь лекаря для пользования сосланного больного брата её, Артамона Муравьева.
Закревскому, которого государь всегда разумел лишь как верного исполнителя своих повелений, расширяли власть во время продолжительного отсутствия императора Александра за границей и с ним князя Волконского. Я помню как в нём постоянно в то время искали всесильные ныне граф Бенкендорф и П. Д. Киселев. Этот последний — человек умный и отменно любезный, никогда не был администратором; он был после Бородинского сражения назначен адъютантом к Милорадовичу лишь вследствие ходатайства. Павла Христофоровича Граббе. Когда государь вернулся в 1821 году в Петербург, Ермолов спросил князя Волконского, к какой награде должен был быть представлен Закревский? Услыхав что ему хотели дать лишь Владимира 2 степени, Ермолов возразил, что принимая во внимание обширные занятия Закревского, как дежурного генерала, он почитает эту награду слишком ничтожною, тем более что это была лишь очередная награда, какую он мог получить во всякое другое время. Хотя Волконский рассердившись сказал ему: «не прикажете ли дать ему андреевского ордена?» но, зная что Ермолов довел бы об этом обстоятельстве до сведения государя, он исходатайствовал генерал-лейтенантский чин Закревскому, который по этому случаю обошел весьма многих.
Князь Багратион, имевший всегда большое влияние на Платова, любившего предаваться пьянству, приучил его в 1812 году к некоторому воздержанию от горчишной водки, надеждой на скорое получение графского достоинства. Платов часто осведомлялся у Ермолова, не привезен ли был, в числе бумаг указ о возведении его в графское достоинство. Ермолову долгое время удавалось обманывать Платова, но атаман, потеряв наконец всякую надежду быть графом, стал ужасно пить; он был поэтому выслан из армии в Москву; Кутузов же, отправляясь в армию, вызвал его опять туда и в октябре того года доставил ему графский титул.
