Записки цирюльника - [80]

Шрифт
Интервал

Пепел, собранный в небольшую урну… вот что осталось от одного из лучших революционеров Италии… Но его дело, его мысли, его чувства сохранены партией.

Вспомнились мне его слова на третьем съезде партии в 1926 г.:

— Вернувшись снова к вам, я чувствую себя переродившимся. Я ничего не прошу, кроме разрешения работать с Коммунистическим Интернационалом.

В доме Серрати я застал Ладзари.

— Лучше бы умер я! — твердил печально старик. — Я уже стар, он мог бы еще много сделать для пролетариата!

Он плакал…

Вскоре умер и он.

11 сентября — новое покушение на Муссолини: бомба Лючетти[106]. Снова аресты, избиения и убийства. И, конечно, новые ограничения наших «свобод».

Террачини и Биболотти были арестованы на другой же день после покушения и больше не были освобождены, так как при них был найден компрометирующий материал. Арестовали было и меня, но за отсутствием улик выпустили. Ненадолго!

Полицейская петля затягивалась все туже, работать легально было совершенно немыслимо, и партия почти целиком ушла в подполье. Но нельзя было добровольно отказываться даже и от тех жалких крох законности, которые еще уцелели от начавшегося террора, и полулегальная деятельность наша все еще не ликвидировалась окончательно.

Но что это была за деятельность! «Унита» конфисковывалась до четырех раз в неделю. «Задержания» превращались в непрерывный арест. Дубинка работала вовсю. Чувствовалось, что не сегодня-завтра петля затянется окончательно.

Фашисты решили торжественно отпраздновать годовщину «похода на Рим». Поэтому обычные аресты неблагонадежных граждан, коммунистов в первую очередь, начались не за два дня, как обычно, а за целую неделю. 28 октября была годовщина, а 21-го рано утром меня арестовали. В участковом отделении в то утро нас собралось восемнадцать человек, из которых одиннадцать — коммунисты. После традиционного путешествия в фургоне по комиссариатам мы прибыли в Сан-Витторе.

Тюрьма была уже набита до отказа: в камерах-одиночках помещалось по пять человек. Многие из арестованных не вмещались в камерах, и их разместили в коридорах. Несмотря на это, новые партии прибывали каждый день. Тотчас же по прибытии я установил связь с Террачини.

Мы полагали, что и на этот раз дело кончится обычным, более длительным, соразмерно торжественности годовщины, «задержанием» и что после празднования нас выпустят. И действительно, с 30 октября началось освобождение арестованных. На следующий день оно приостановилось, но, так как это случилось в воскресенье, мы не беспокоились, решив, что храните ли «складов человеческого мяса» хотят воспользоваться правом на праздничный отдых.

В понедельник уборщик сообщил мне:

— Вчера утром опять было покушение на Муссолини, в Болонье.

— Ну, — сказал я товарищам, — теперь подождем с освобождением!

В этот день никого не выпускали. Ночью начали прибывать новые группы арестованных. Многие из них были ранены, избиты… Они описывали сцены насилия, разгрома. Людей хватали на улице, избивали, уводили…

На другое утро я узнал о прибытии товарищей из «Унита». У них были повязки на головах. Нам удалось раздобыть номер какой-то газеты, из которой мы узнали о новых законах: о восстановлении каторги, роспуске партий, введении смертной казни, закрытии всех антифашистских газет.

Было ясно, что рассчитывать на скорое освобождение не приходилось. Надо было позаботиться о получении белья и прочих необходимых вещей.

Еще через несколько дней я на прогулке увидел Грациадеи, Репосси и других депутатов.

Итак, никаких иллюзий!

Кроме тесноты, нас донимало еще и религиозное рвение наших тюремщиков: чуть ли не каждый день — церковная служба. Годовщина похода на Рим — торжественная обедня; 31-го — воскресная обедня; 1 ноября — торжественный молебен по случаю «избавления дуче от опасности»; 4 ноября — годовщина победы — снова обедня; 11 ноября — опять обедня в день рождения короля!..

Я написал квартирной хозяйке, прося ее приготовить мне чемодан с наиболее необходимыми вещами: нам стало известно, что уже работала специальная комиссия, приговаривавшая к ссылке на каторгу!

В один прекрасный день нам велели «собрать вещи». Это не всегда означает, что нас выпустят на свободу; в нашем случае это исключалось.

Внизу, в канцелярии, я встретил многих других товарищей. Они были прекрасно настроены. Я не разделял этого чувства.

Обычно арестованных по распоряжению охранки отправляли для установления личности в центральный комиссариат, а оттуда обратно в тюрьму, в ожидании дальнейших распоряжений. Очевидно, такая же процедура кругового путешествия в тюремном фургоне ожидала и нас…

Около полудня в канцелярию, где мы ожидали, явились карабинеры с мешком ручных кандалов, в которые начали заковывать арестованных. Бригадир спросил у надзирателя:

— Сколько арестованных мне даешь?

— Пятьдесят, — последовал ответ.

— Черт возьми! Это последний мой заезд сюда, потом я займусь другими делами, а в фургоне у меня вместится только тридцать, самое большее сорок — и то, если среди них нет толстых.

— Что же я буду делать с остальными? — спросил недовольный надзиратель, которому предстояла скучная операция повторного вписывания уже выписанных было арестантов.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.