Записки бойца Армии теней - [16]
Сколько было таких проделок, которые согревали, взбадривали и веселили, вселяли оптимизм в самые тяжелые минуты жизни, и воспоминания о которых не давали впадать в уныние! Сейчас говорят о каких-то стрессах и их тяжелых последствиях. В те времена мы ничего о них не знали, и, видимо, сами умели от них избавляться.
Счастливое, почти беззаботное студенческое время, где ты? Наша комната была скроена из бескорыстной чистой дружбы. Всё делилось, друг другу помогали. Взять хотя бы наш общий выходной костюм! Своего рода достопримечательность, "уникум"! Он был составлен, помнится, из Тошиного ("Дон Жуана", с архитектурно-строительного, по фамилии Соболевский) пиджака, брюк "Полковника" (Борисевича), рубашки Коли Доннера (с юридического), галстука "Маймуна" (Пети Мартынова с агрономического), полуботинок Володи Случевского (с электро-технического), целлулоидных воротничка и манжет с запонками "Ксендза" (Ростика Москаленко с теологического). Полуботинки были новенькие. Хоть и "безразмерные", но одним жали, у других "хлюпали". Тогда разрешалось продевать в задник шнурок и завязывать его спереди щиколотки, и он служил своего рода подтяжками для ботинок. А если заставал на гулянке дождь, то, ничего не поделаешь, чтобы не подпортить, их снимали, прятали под пиджак, возвращались босиком. А носки! Они у нас были индивидуальными, трехсрочными: первую протертую дыру на пятке спускали под ступню,- они становились 1-го срока. Так же поступали и со следующей, - 2-ой срок. 3-ий и последний срок,- когда носки переворачивали дырами вверх. К нашему единственному на всех выходному костюму отношение было самое что ни на есть нежное, почти благоговейное. В выходные носили его по строгому графику, придирчиво следя за его чистотой и сохранностью. Воротнички и манжеты всегда хранились готовыми к употреблению, то есть чистыми, надраенными мелом. Рубашки долго не выдерживали, и часто приходилось, несмотря на жару, оставаться в гостях в пиджаке и потеть, - лишь бы скрыть, что рубашка твоя - дыра на дыре... .Бывали и хитрые выдумки. Однажды, потянув за ручку смывного бачка в туалете, я поразился, что вода еле стекает. И тут из трубы показался кончик... носка! "Ксендз", оказывается придумал оригинальный способ стирки нижнего белья: пересыпав стиральным порошком, он загружал его в бачок, - будут, мол, дергать за ручку и белье будет ополаскиваться и "самостираться", без затраты на то ни времени, ни сил! Спать ложиться приходилось натощак, пытаясь сэкономить деньги на завтрак. Это не всегда удавалось: желудок настойчиво требовал своего и засыпать не давал. Приходилось вставать, будить нашего "лавочника", тоже студента, и просить отвесить 30 граммов колбаски и граммов 100 хлеба. Всё равно сон был беспокойным, - терзали мысли, что теперь, без завтрака, придется отсидеть на лекциях, стараясь не отвлекаться мечтами об обеде... Что ни говори, а вспоминаешь об этом времени с большой теплотой и гордостью!
Условия для занятий были крайне тяжелыми. Много предметов требовало практических занятий в специальных лабораториях - гистологии, остеологии, химии, биологии, а то и в морге... А они, эти лаборатории, были разбросаны в разных концах города. Кроме практических, читались и лекции, тоже в разных аудиториях. Расписания же составлялись с учетом удобств профессуры, но никак не студентов. Подчас бывало совершенно невозможно присутствовать на всех занятиях, - просто не успевали! И многие студенты волей-неволей становились "вечными", обремененными "хвостами" - не сданными вовремя зачетами и экзаменами. К тому же и некоторые профессора ревниво следили за регулярным посещением именно их лекций: отсутствие какого-нибудь из студентов на том или ином занятии отмечали у себя в блокнотах, и при сдаче им зачетов каверзно задавали вопросы по теме именно этих дней. И этим неудачникам приходилось учиться не пять, а восемь-десять лет! Перспектива на будущее представлялась в очень туманном свете. И студенты стали требовать уважения и защиты их прав. Демонстрации с требованиями улучшения жизни и учёбы производились совместно с рабочими, а подготовительные к ним сходки проходили под Белградом, часто "на седьмом километре" лесопарка Кошутняк.
Газеты "Политика" и "Време" сообщали о новых и новых изменениях и перекройках карты Европы. Все балканские страны, кроме Югославии и Греции, оказались втянутыми в "тройственную ось Рим-Берлин-Токио": и Италия и Япония примкнули к агрессивной политике Гитлера. Надолго ли Югославия останется нейтральной? Раздираемая внутренними противоречиями, особенно национал-шовинистическим "Хорватским вопросом", она походила на страну, сотканную из взаимоисключающих разногласий: правительство выступало за союз с Германией и Италией, армия тяготела к Англии, а население Сербии, всегда тянувшееся к России, не скрывало своих симпатий к Советскому Союзу. И в то же время, Хорваты устремляли свои взоры к соседу - Третьему Рейху. В чем же причина подобного антагонизма? Язык-то один! Да, язык - один. Но сербы пять веков находились под Османским игом, а хорваты - под Австро-Венгрией. Поэтому последние и считали себя более европейцами и намного культурней. Да и религии разные: первые - православные, кровью отстаивавшие свою веру от турок, вторые - католики, поддерживаемые Ватиканом. А сейчас папа стремился внедрить в Югославии "Конкордат" - нечто, вроде униатства. События набирали темп. 30 ноября 1939 года вспыхнула война между Финляндией и СССР. 14 декабря Лига Наций назвала Советский Союз агрессором и исключила его из своего состава. На Западном фронте продолжалась "ля дроль де герр" - странная, до смешного странная война: никаких боевых наступательных операций, - всё оставалось "без перемен". Кинохроника и недельные обозрения восхищаются жизнью гарнизона на линии Мажино. Там - концерт за концертом. Перед солдатами поёт и танцует знаменитая негритянка Жозефина Беккер. От скуки, солдаты перед дотами на нейтральной полосе разводят огороды. Иногда, тоже от скуки, постреливают в сторону линии Зигфрида. Мирная, благодатная жизнь при состоянии войны! В марте, французский кабинет Даладье подал в отставку. Премьером становится Рейно. Может, хоть сейчас что-нибудь изменится? Не знаю, как там на Западе, а вот у нас изменилось: до критической отметки накалилась обстановка. На улицы чаще выходят студенты и рабочие. Кроме требований улучшить условия жизни, труда, быта, учебы, появились и политические лозунги: "Долой фашизм!", "Долой конкордат!" (договор с Ватиканом о слиянии католической и право-славной церквей - унии с особыми правами для католиков). Конная жандармерия врезается в колонны демонстрантов. С главной улицы Короля Милана демонстранты бегут к площади Славия, к Макензиевой, Шумадийской улицам... На головы сыплются удары "пендреками"-дубинками, саблями... Раздаются выстрелы, кровью обагряются улицы. Раненые, убитые... Убегавшего с демонстрации по случаю похорон убитых студентов, меня схватили с последней оставшейся листовкой. Трое суток дубасили в "Главняче". Но я - новичок, всего одна листовка, якобы, найденная на улице. Наконец, меня занесли в черный список и выбросили на улицу. Теперь я исключен из университета. Но это не имеет особого значения: он сам распущен на неопределенное время! Черную страничку в истории заполнил жандармский генерал Петр Живкович, ставший министром внутренних дел! 9 апреля немцы оккупируют Данию, затем высаживаются в Норвегии. Успехи никем и ничем не сдерживаемой агрессии Гитлера всё больше будоражат умы в Югославии, разжигают шовинистические страсти. Хорватия получает автономию. "Бан" (предводитель) Шубашич и Мачек - во главе.
Рассказ из сборника «Итальянская новелла XX века» — продолжение вышедшего в 1960 году сборника «Итальянская новелла, 1860–1914».
В центре нового романа известной немецкой писательницы — женская судьба, становление характера, твердого, энергичного, смелого и вместе с тем женственно-мягкого. Автор последовательно и достоверно показывает превращение самой обыкновенной, во многом заурядной женщины в личность, в человека, способного распорядиться собственной судьбой, будущим своим и своего ребенка.
Роман «Люськин ломаный английский» — фантасмагорическая история про двух разделенных сиамских близнецов и девушку Люську, жившую в горах Кавказа и сбежавшую от тяжелой жизни в Англию.Это история о деньгах и их заменителях: сексе и оружии, которое порой стреляет помимо человеческой воли. И о том, что жизнь — это триллер, который вдруг превращается в веселый вестерн.Для тех, кто любит крепкие выражения и правду жизни.
В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..
Ингер Эдельфельдт, известная шведская писательница и художница, родилась в Стокгольме. Она — автор нескольких романов и сборников рассказов, очень популярных в скандинавских странах. Ингер Эдельфельдт неоднократно удостаивалась различных литературных наград.Сборник рассказов «Удивительный хамелеон» (1995) получил персональную премию Ивара Лу-Юхансона, литературную премию газеты «Гётерборгс-постен» и премию Карла Венберга.