Записки - [36]

Хотят, чтобы партизаны вели свою собственную войну; это было легко, когда неприятель отступал и отступал, но теперь он остановился, военные действия закончились на Эльбе, и должна начаться новая кампания — причем начаться она должна сражением или решительным маневром, который заставит неприятеля отступать, чтобы избежать столкновения; вот тогда мы сможем снова беспокоить его и вводить в заблуждение.

Никакого секрета более нет: он знает, каковы наши силы, и отбросит нас за Эльбу, когда ему вздумается; магдебургский гарнизон легко может это сделать. В основной принцип возвели то, что является не более чем дополнительным средством, ведь действия партизанских партий — всего лишь следствие решительно выигранного сражения^{146}.

Политические перемены, стремительно происходящие в этом краю, упрочатся при успехе и исчезнут при неудаче: итак, здесь, в средоточии немецкого патриотизма, нам следует вести себя как можно осторожнее. Мы продвигаемся слишком медленно; расстройство в стане неприятеля, его испуг исчезнут, а воодушевление немцев остынет при нашей неторопливости. Европейские правительства, особенно в северных странах, вновь примутся за свои холодные расчеты, и политическое коварство Наполеона в итоге поссорит их друг с другом.

Единственное мое желание — увидеться с тобою и по-прежнему быть достойным твоей дружбы. Прошу усердно кланяться Орурку, Понсету, Красовскому и Арсеньеву^{147}.

10 (56) >{148} Сего 15 июня, в Добране [1813]

Любезнейший друг мой, твое письмо из Плауе получил только сегодня; не могу изъяснить, какое удовольствие ты мне оным доставил, как и приглашением провести время перемирия с тобою, мой добрый друг. Если бы я получил его тремя днями ранее, то уже был бы у тебя; но с позавчерашнего дня я снова нездоров. Благодаря разным процедурам и лекарствам мне уже стало много лучше; но надо же было так случиться, чтобы прехорошенькие девицы приехали сюда из ваших краев и черт меня дернул потратить деньги на их пляски и на то, чтобы себе вредить, прыгая с ними что было мочи: теперь колени у меня снова распухли, грудь болит, и врач предписывает мне покой^{149}. Однако ничто не удержит меня от поездки к тебе, где я смогу обнять того, кого люблю как брата.

Не осмеливаюсь приступать к тебе с предложением отправиться на два-три дня для морских купаний в очаровательнейшее местечко — и все же это было бы чудесно. Через пять или шесть дней я буду в состоянии двигаться и отправлюсь к тебе. Как бы это… перемирие не оказалось предвестником мира; и все же я не теряю надежды еще послужить под твоим началом. Не хочу ни о чем просить, но что-то мне боязно начинать кампанию с этим трио — разумею Нальмодена^{150}, Дермберга и Теттенборна, за каждым из которых следует рой немцев^{151}. Однако мое положение может перемениться оттого, что шведский принц и, как я полагаю, старый Сухтелен^{152} верят только тебе и ценят мои слабые способности. В конце концов все это образуется, а если нет — надо будет чем-то утешаться. Отправляю к тебе молодого Лантенгаузена, храбреца из Изюмского полка^{153}. Я, как видишь, по-прежнему окружен немцами со всех сторон, но сей господин и в самом деле человек достойный.

Скурападский в порыве увлечения рассек себе руку. Он присоединяется ко мне и также просит прислать к нам Арсеньева. Кланяйся превосходному Понсету. Мой брат проводит время со своей красоткой и еще пожалеет о том, что не сможет вместе с другими отправиться в Плауе.

11 (57)

Сей час получил твое письмо, любезный Воронцов, с вложением для Храповицкого^{154}. Единственное неудобство в том, что я вовсе не имею представления, где его искать, но как только получу от него известия, письмо будет к нему доставлено, и твои приказания также отправятся к Нарышкину и Баротци^{155}.

Неприятель, вышедший из Миндена и достигший Герфорда, намеревался двигаться через Билефельд на Мюнстер и ночью был атакован казачьей партией Сталя, к коей примкнула сотня местных жителей. Они побили много народу и взяли в плен тридцать человек и двоих офицеров; восемьсот французов и три пушки спешно ретировались и пошли на Галль через Ферсмольд. Я отправил Сталя на Варенроде, где он, вероятно, найдет средства постоянно их тревожить. Мельников^{156} в Билефельде; он должен был разослать вестовых, чтобы вступить в сообщение с русскими и прусскими или ганноверскими частями, которые должны находиться в окрестностях Миндена; если удастся, он пошлет людей и в направлении Оснабрюка, а также в ближайшие окрестности этого города.

Чеченский в Бекуме и рассылает партии в направлении Мюнстера и Люнена. Вчера мне был приказ быть наготове к сегодняшнему дню, и по вашему образцу все люди стоят на превосходных квартирах и как следует накормлены. Покамест неизвестно, в каком направлении мне надобно будет двигаться завтра; я об этом тебя уведомлю.

В Мюнстере без малого две тысячи человек; прибавь к ним почти три тысячи, которые прибудут из Оснабрюка, и тех, кто вышел из Миндена, окажется не менее пяти тысяч. Всё это, полагаю, двинется в Везель. Я также был бы рад, ежели бы наш авангард остался в прежнем порядке, но вспомни выражение: "В наш век никто не должен оставаться на своем месте". Книппер