Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772 - 1863. - [24]

В 1823 году я имел честь быть губернатором одной в Сибири губернии и ко мне поступали еще отношения о ссылке заключенных под названием неизвестных! Горестно вспомнить, что форма предписаний о заключаемых в номера осталась без малейшей перемены. Вот что обнаружилось в 1824 году, когда император Александр I прибыл в Оренбург. Его величество изволил всегда осматривать сам больницы, рабочие дома, где были устроены и тюремныя помещения. Осматривая тюрьмы в крепости, его величество изволил обратиться с вопросом к военному генерал-губернатору в Оренбурге и начальнику отдельнаго корпуса, генералу от инфантерии Эссену:

—   „Ну, все ли я у тебя видел?"

—  Вот один номер неизвестнаго арестанта  не изволили еще видеть.

—   „Что такое неизвестный, для меня нет неизвестнаго", возразил государь и вместе спросил Эссена—когда арестант прислан и откуда.

Как генерал Эссен никогда ничего не знал, начальник штаба корпуса доложил его величеству: арестант прислан в крепость при предписании бывшаго военнаго министра графа Аракчеева содержать его в номере неизвестных; кто он таков—в предписании не сказано, содержится 9 лет. Император с заметным сожалением изволил повелеть cию минуту отворить номер.

—   „Я хочу видеть арестанта".

В ту же секунду заскрипели ржавые ключ в замке и петли двери на крючьях и чрез 9 лет могила живаго мертвеца в первый раз отверзлась! Слеза блеснула в глазах государя. Государь увидел в узнике человека высокаго, стройнаго роста, лет за сорок от роду; он был истомлен долгим отчуждением от мира; мертвенная бледность господствовала на челе несчастнаго, но не разрушила, не исказила еще прекрасное расположение лица его; длинная черная борода простиралась до пояса. Александр спросил узника:

—   „Знаешь ли ты, кто я?"

—   Знаю, отвечал узник,  вы наш  государь  император Александр Павлович.

—   „Знал ли ты о моем приезде в Оренбург?"

—  Не знал. Совершилось уже девять  лет, что   я в этой могиле и никого, кроме мышей, меня посещавших, не видал

—   „Кто ты таков?"

—  Был  я, отвечал  узник,   полковник   службы   вашего величества, командовал одним из ста резервных баталионов, командированных на работы в Новгородския  военныя  поселения. Баталион мой находился в селе Грузине для рытья канав, чтобы  осушить низменныя места и из болот сделать сенокосы, вырывать пни для очищения полей под пашни, собирать каменья что я теперь—не знаю!

—   „Кто тебя послал сюда?"

—  Также не знаю,   по высочайшему ли  повелению   вашего величества  или   так  было   угодно   военному   министру   графу Аракчееву.  Под судом  я никогда  не был,   служил  во все время войны  против  французов,   был  награжден  орденами 4-х степеней св. Равноап.   Владимира с бантом, св. Георгия Победоносца и св. Анны 2-го класса.

—   „Да разскажи мне как это случилось, что происходило, когда тебя сюда отправляли?"

—  Меня, отвечал арестант, потребовали рано утром к графу; это было в Грузине, его сиятельство приказал меня арестовать, сняли с меня мундир,  отобрали ордена, надели солдатскую   шинель;   тройка   курьерских   ожидала   уже   меня  у крыльца; меня вывели,   посадили   на телегу,  фельдъегерь  сел после меня и сказал ямщику: „валяй",   лошади  понеслись  со всех ног и чрез 5 суток фельдъегерь сдал меня здесь коменданту, а комендант отвел меня  в этот  номер, заперли эти двери, которыя чрез 9 лет, по высочайшему вашего величества повелению, сейчас в первый раз отворились!

Узник замолчал. Государь повелел поместить полковника в комнатах крепостных строений, дать ему по чину прислугу и 5 руб. асс. в сутки столовых денег. Еще повелел Эссену, со слов арестанта, составить подробную записку и подать ее, того же вечера, его величеству.

Два разсказа были в обществе о полковнике: подлые поклонники Аракчеева,— этот изверг имел их сотни, — разглашали, что полковник сослан за ослушание приказанию начальства,—преступление важное в военной службе, за него регламентом определена смерть; но прежде должно судить военным судом преступника,—полковник не был отдан под суд! Люди благородно мыслящие разсказывали, что Аракчеев приревновал его к наложнице своей, Настасье. Последняя молва достовернее первой.

XIV.

Была-жила дама Пукалочиха, супруга Ивана Антоновича Пукалова—подрезной, как говорят, бестия! Иван Антонович, царство ему небесное, не гной его косточки—воздоился в подъячизме, насытился премудрости в семинарии, в уважение превосходной способности крючкодействовать скоро достиг чиновности и избран членами святейшаго синода быть обер-секретарем святейшаго синода; в сей должности, по существующему порядку формы, утвержден подписным высочайшим указом. Антоновичу везло со всех сторон, да он был не промах парень, знал — фортуна — женщина, любит перемену, оборотится ко мне спиною и я останусь просто обер-секретарь синода; конечно, сытный приют, жирных обедов не переешь, шампанским хоть обливайся, да все я останусь в орбите строкулистов, а я по милости Божией и всемилостивейшаго государя коллежский советник, по точной силе слова закона есмь лучший дворянин; мне по всем правам следует быть боярином, а боярину следует иметь крестьян; безпоместный дворянин хуже бобыля, бобыль может наняться в работники, а дворянину это воспрещено законом; дворянину уездное казначейство плаката не выдает! Правда, мне подарили просители семьи три, четыре крепостных, да это плюй (плюй на подъяческом арго значит—безделица, малость). Так разсуждал Иван Антонович и ухватил хитрый свой ум в зубы; во что бы то ни стало, говорил он себе, а буду помещиком! Благотворно веющее на него счастие подслушало Антоновича и как попутный ветр, надувая паруса корабля, приносит благополучно в гавань, так счастие толкнуло ему в лапы богатую добычу. Вдовствующая, богатая по мужу, дама прибегла искать милостиваго покровительства г. обер-секретаря Пукалова; вот в чем дело состояло. Дама, по несходству нравов с возлюбленным супругом, не могла жить даже под одною кровлею и они жили в разных домах, но в одном городе; дама никакого достояния не имела, у супруга было тысячи две крепостных христианских душ. Он из великодушия или по тому уважению, что супруга носит его имя, давал ежегодно 12,000 руб. ей на содержание и они видали друг друга в публичных собраниях; кто не знал, что супруги живут розно, прозакладывал бы свою голову, что они живут как голубь с голубкою. Увы! добрый, снисходительный супруг умирает,—событие обыкновенное, продолжающееся безостановочно семь тысяч лет, да вот что было в этом обыкновенном или естественном случае необыкновеннаго, неестественнаго,—что по кончине супруга у дамы оказалась прижитая им с супругою дочь, как то утверждала дама супруга. Возникло со стороны законных наследников к имению умершаго опровержение, процесс; наследники доказывали, что супруги после бракосочетания, которому совершилось уже 15 лет, не прожили 7 месяцев вместе с супругом, а девице, называемой дочерью покойнаго, 13 годов от рождения, и что по сим ясным и никакому опровержению неподверженным доказательствам девицу не следует признать дочерью в Бозе почившаго супруга, что они узаконеннаго права на выдел вдове из имения седьмой недвижимаго и четырнадцатой движимаго частей не прекословят, а требуют предоставить по закону имение им, как прямым и единственным по поколеннородословной росписи наследникам. Началось совещание у вдовы с обер-секретарем и по зрелом соображении Иван Антонович боярыне сказал: