Записки агента Разведупра - [39]

Знал я и то, как Киппасто — по распоряжению Бобрищева — доставил в Ленинград на квартиру бывшего однополчанина пакет антибольшевистских, напечатанных в бюро атташе, листовок, и капитан Иваницкий был арестован и расстрелян, как явный организатор восстания.

Помимо чисто провокационной деятельности, Киппасто организовал еще одну банду перевозчиков через границу и за высокие гонорары «вывозил» из пределов советов «буржуазию», но жертвы его дьявольских затей дальше границы не достигали — там их грабили и расстреливали. Жертвами этой банды сотрудников Бобрищева пали: графиня Г., московский домовладелец X., капитан флота Киреев и вдова генерал-майора Яская, у которой Киппасто перед расстрелом отобрал 5000 финских марок.

Мои расчеты оправдались — Бергман телеграфно сообщил центру о предательстве Киппасто, и его расстреляли до приезда Бобрищева.

После ликвидации главного бандита я сообщил Бергману собранный мной материал о его шайке. Оставалось еще четыре агента, входящих в «пятерку». Арвид Матсон, Пекка Турунен, Суло Сальминен и Эро Карки — все жители деревни, расположенной за Сестра-рекой…

Прошло дней пять после нашего разговора о банде Киппасто, и Бергман, показав мне фотографию, сказал, усмехнувшись:

— Поглядите на вашу работу.

Я взял фотографию.

Около каменной изгороди на фоне кирхи стояли привязанные к елям четыре парня. Сорванные рубахи валялись у их ног.

Лицо Арвида Матсона было изрешечено пулями, а груди остальных послужили мишенью красноармейцам отряда «финчека»…

— Ваш доклад угробил парнишек, — произнес Бергман и, хлопнув портсигаром, закурил.

— Когда же? — спросил я.

— В тот день, когда телеграмма прибыла к товарищу Андрингу. Это плевое дело: имена и номер для расхода. Мотивы письменно, — ответил Бергман равнодушно.

Я вернул ему фотографию и подумал облегченно:

«Пятью гиенами меньше».

XVII

Мункенскую виллу пришлось переменить на квартиру в громадном акционерном доме в Сернесе. Слишком была «натаскана». Один из партийцев купил за 90 000 марок пай и поселился в двух комнатах, а три перешли мне.

Мебель была приобретена за мой счет, и на новоселье меня посетили Бергман, Муценек, новый военагент Петров и агент Коминтерна доктор Вельмер-Поляков.

Поляков только что прибыл из Ревеля, где он проживал вполне легально как оптант. Высокий брюнет с холеной бородой, в изящной визитке. В петлице — значок Военно-медицинской академии. Он владел английским, французским, эстонским, немецким и русским языками.

Петров — бывший лейтенант, недалекий хвастунишка, партиец и приятель Раскольникова.

После ужина мы собрались в гостиной и приступили к разработке плана организации вооруженного восстания в Ревеле. Поляков, как делегат эстонского подпольного ревкома, набросал план выступления, надо сказать, до смешного нелепый и «простой».

Бергман слушал насыщенную революционным пафосом речь доктора и, когда тот кончил, сказал не без грубости:

— Так не выступают, товарищ. Детский бред. Я знаю эстонский пролетариат не меньше вашего. Мы должны согласовать действия и дать сигнал к выступлению не раньше учета всех сил. Во-первых, час начала борьбы: по-моему, утренний гудок. Пролетариат надо вызвать в борьбу уже тогда, как ваши ударные батальоны захватят телеграф, штаб, разрубят связь между полицией и охранными частями. Во-вторых, всю предварительную работу надо возложить на присланных из России партийцев, а не на местные силы. Товарищи Анвельдт, Рястас и Корк прибудут и возьмут общее руководство. Я не останусь сидеть тут сложа руки. Выступление надо подготовить внезапное и быстро действующее. Сперва захватить учреждения, разгромить полицию и поднять части гарнизона. Тюрьмы дадут немало бойцов. Оружие должно быть доставлено в ближайшие районы. «Доброфлот» — вооружить. Ваш план выступления во время забастовки не годится. Я категорически против него.

— Но, товарищ, центр торопит, требует активности. Я уже подготовил в этом направлении многое. Предвидится забастовка типографских рабочих, портовых и некоторых заводов, — возразил доктор нерешительно.

— Подождет «ваш центр». Я уполномоченный Коминтерна и сижу тут не зря. Раньше моей санкции ни один рабочий Эстонии не пойдет за вашим ревкомом. Поняли, товарищ? Довольно глупостей и разных скороспелых путчей. Или вы с Анвельдтом хотите послать на расстрел несколько тысяч рабочих и усилить белый террор. Не говорите мне о центре. Анвельдт и Рястас не центр. Если вы, как член ревкома, не дадите мне ответственности за исход выступления, то речь о нем преждевременна. Лучше усильте пропаганду, организуйте забастовки, злите буржуазию, устраивайте мятеж и формируйте отряды. Если нет денег — просите, я поддержу, но не торопитесь на белогвардейский штык, — сказал повелительным тоном Бергман и высокомерно оглянул нас.

Доктор не возражал больше, а, выпив рюмку ликера, спросил:

— Как вы думаете, товарищ уполномоченный, надо ли мне послать доклад эстсекции об отсрочке выступления?

— Ваше дело, товарищ! Я не знаю причин торопить, — ответил Бергман, пожав плечами.

«Заседание» окончилось, Бергман отложил выступление эстонского пролетариата.

Поляков заночевал у меня. За стаканом кофе он объяснил мне причины неприязненного отношения Бергмана к нему.