Записка о миссии в Москву 1641 г. - [2]
И в таковом заблуждении их укрепляет то, что их купцы ежедневно и много ведут дел в Греции; и то, что князь каждые три года посылает к константинопольскому патриарху своего посла с обычными ежегодными и другими дарами, которые он имеет обычай распределять между различными греческими митрополитами; и то, что двор наполнен (pratticata) греками [7].
Во-вторых, еретики из Англии и Голландии, приезжающие в Московию на ярмарки, произносят много хулы и сочиняют тысячи вымыслов о Верховном Первосвященнике.
{25} В-третьих, что им нельзя подвергать сомнению или расследованию никакого положения веры или какого-либо иного вопроса.
Пункт II. О чрезвычайной власти великого князя над подданными.
Герберштейн [8] (посол императора Максимилиана к москвитянам) и Поссевин говорят:
«Властью над своими подданными государь (московский) далеко превосходит монархов всего мира. Никому он не оставляет в собственность ничего из недвижимого имущества, но отнял города и владения у князей и у всех других, братьям родным не оставляет и даже не вверяет городов, всех угнетает тяжкими повинностями до того, что если прикажет кому быть при своем дворе или идти на войну, или предпринять посольство, тот должен предпринимать (это) на свои средства».
«Из «князей» и «бояр» (так называются принцы и знать), кто больше заслужил или снискал какую милость у государя, тем даются воеводства, усадьбы, поместья, приняв в расчет сан и труд каждого. Однако такого рода владения не только не переходят к наследникам без нового дарования (со стороны) государя, как бывает у турок, но большею частью оставляются в пользование лишь на полтора года».
«3а некоторыми, впрочем, великий князь укрепляет и для детей имения, с которых они выходят на войну без жалованья, (и) все исполняют весьма усердно, не столько ради себя, сколько ради детей».
«Властью своею государь пользуется как над мирянами, так и над духовными, свободно и по воле своей решает и о жизни, и об имуществе каждого. Из советников его нет ни одного столь влиятельного, чтоб смел разногласить или в чем бы то ни было сопротивляться. Они открыто утверждают, что воля государева есть воля Божия; и что все, что государь делает, он делает по воле Божией, потому и называют его ключником и постельничим (cubicularium) Божиим; верят, наконец, что он — исполнитель Божией воли. Поэтому и сам государь, когда его просят за пленного или о другом важном деле, обыкновенно отвечает: «когда Бог велит, освободится». Подобно тому [отселе собрано по Поссевину, см. прим. 8.], когда кто спрашивает о чем неизвестном или сомнительном, они обыкновенно отвечают: «ведает Бог да великий {26} государь». Даже раненные и почти умирающие москвитяне благодарят своего «царя» (т. е. государя), — и если не верят, то часто однако заявляют, что от него после милости Божией имеют жизнь и спасение».
«А выехать за рубеж без его ведома и даже приказа — не позволяется, дабы таким образом чрез вступление в чрезмерное общение с иностранцами, не причинено было какого вреда государю. Так что, казалось бы, что народ этот скорее рожден рабом, чем стал им, — если бы большая часть не сознавала этого рабства и не знали бы, что дети и все добро их тут будут умерщвлены и погибнут, если они переселятся в иное место».
Пункт III. О природных качествах, нравах и занятиях москвитян.
Хотя москвитяне и не имеют познаний в свободных искусствах и благородных науках и едва умеют писать, как Поссевин говорит: «все они удивительно невежественны во внутренних науках» [9], тем не менее из всех северных народов они отличаются сметливостью, двуличностью и надувательством; за таковых всегда выдавали их поляки, их соревнователи, и таковыми же описывает их Олай Магнус [10], который говорит, что едва ли есть что-либо такое, что не подверглось бы обману (искажению) со стороны этого московского народа, который, подобно грекам, очень хитер и изменчив на слова.
Происходит же это частью от общения с греками, частью же от занятия торговлею, к которой они прилежны более кого-либо, и, может быть, не столько по природному расположению, сколько чтобы найти род жизни более свободной от знати и ленников князя (nobili е feudatori del principe).
Между ними есть много золотых дел мастеров и много хороших живописцев, которые, изображая лики святых, продают их потом в разные страны, валахам, молдаванам, и грекам. Что касается страстей их, то Герберштейн говорит:
«Почти все медленны на гнев, а также горды в бедности, коей тяжким спутником является у них рабство. Знатный, как бы ни был беден, считает для себя постыдным и позорным ручной труд».
«Далее при заключении сделки, если что случайно скажешь или неосторожно пропустишь, они тщательно помнят и требуют исполнения; а сами, если что пропустят, то никак не исполняют. Так же, {27} как скоро они начинают клясться и божиться, знай, что тут есть обман, ибо они клянутся с тем, чтоб обмануть и обойти» [
