Записано в приюте для слабоумных - [4]

По другую сторону ручья мы вскарабкались на большой холм. Там росли все большие деревья, а не кустарники, но было очень круто и скользко от опавшей хвои и очень трудно было идти.

Мы шли и шли и наконец дошли до очень скверного места. Если переходить через него — надо было пройти сорок футов, а если поскользнуться, то полетишь на тысячу футов, а может быть — даже на сто. Ну, не то что полетишь, а съедешь. Я перешел первый и перенес маленького Альберта. Джо — за мной. А Чарли испугался как раз посередине — и сел.

— Сейчас у меня будет припадок, — сказал он.

— Неправда, ничего не будет, — сказал Джо, — потому что тогда ты бы не сел. Ты проделываешь все припадки стоя.

— Это совсем другого сорта припадок, — заплакал Чарли.

Он трясся, трясся, он очень хотел, чтобы был припадок, но именно поэтому ничего у него не выходило.

Джо рассердился и стал отвратительно выражаться. Но и это не помогло. Тогда я заговорил с Чарли нежно и ласково. Со слабоумными так всегда надо. Если сердишься, — они делаются хуже. Я знаю. Я и сам немного в таком же роде. Вот из-за этого-то я и был почти что смертью для мистрис Бопп. Она всегда сердилась.

Дело было к вечеру, и я знал, что надо идти скорее.

— Вот что, заткнись и подержи Альберта. Я вернусь и притащу его, — сказал я.

Так я и сделал. Но Чарли был так перепуган, и голова у него кружилась, и он не захотел встать, а полз на четвереньках, с моей помощью. Когда я перетащил его и взял опять Альберта на руки, я услышал смех и заглянул вниз. А там сидели верхом на лошадях и смотрели на нас вверх мужчина и женщина.

— Это кто там, черт возьми? — сказал Джо, испугавшись. — Поймают они нас?

— Заткнись, пожалуйста, — сказал я ему. — Это один такой человек, у него тут усадьба, и он пишет книги.

— Как поживаете, мистер Эндикот? — сказал я ему вниз.

— Алло, — сказал он. — Что это вы делаете там?

— Мы убежали, — сказал я.

А он сказал:

— Счастливого пути. Только будьте осторожны и вернитесь засветло.

— Но ведь мы убежали взаправду, — сказал я.

Тогда они оба расхохотались — и он и жена.

— Превосходно, — сказал он. — Счастливого пути, все равно. Только смотрите, чтобы медведи и горные львы не напали на вас.

Потом они уехали и смеялись, как будто вышло что-то смешное. Но мне было бы приятнее, если бы он ничего не сказал о медведях и горных львах.

Когда мы обогнули холм, я нашел дорогу, и мы пошли гораздо скорее. У Чарли не было уже никаких признаков припадка, — он смеялся и рассказывал о золотых приисках. Трудность вышла теперь с маленьким Альбертом. Он был почти такого же роста, как я. Я его, видите, привык называть маленьким Альбертом, а он все рос и рос. Он был очень тяжелый, и я не мог поспевать за Джо и Чарли. Я совсем запыхался. Я предложил им, что будем нести его по очереди, а они сказали, что не хотят. Тогда я сказал, что я их брошу, и они заблудятся, и горные львы и медведи съедят их. У Чарли сделался такой вид, точно у него вот-вот будет припадок, а Джо сказал:

— Дай его мне.

После этого мы несли его по очереди.

Мы направлялись прямо на гору. Я не думаю, чтобы там были золотые россыпи, но все же мы могли бы подняться на вершину и найти их, если бы не потеряли дороги, если бы не стемнело, а маленький Альберт не измучил бы нас троих.

Почти все слабоумные боятся темноты, и Джо сказал, что у него вот-вот сейчас будет припадок. Все-таки у него ничего не вышло. Вот не везет малому. Никогда у него не выходит припадок, когда надо. Некоторым эпилептикам устроить припадок ничего не стоит.

Мало-помалу стало совсем черно, и мы были голодны и не могли развести огонь. Понимаете ли, нам в приюте не дают спичек, и вот нам ничего другого не оставалось, как только дрожать. И потом мы ни разу не подумали, что проголодаемся. Видите ли, в приюте всегда готовая пища, и вот поэтому-то я и говорю, что лучше быть слабоумным, чем зарабатывать себе хлеб на воле.

Но хуже всего была тишина. А одна вещь была еще хуже — это шорохи и шумы. Было много разных шорохов зараз, а потом, в промежутках — тишина. Я думаю, — это были кролики, но шумели они в кустарниках как дикие звери, — знаете, так — шурш-шурш, туш-буш, трк-трк, что-то в этом роде. Сначала у Чарли был припадок — настоящий припадок, а потом Джо закатил — ужасный. В приюте я не обращал внимания ни на какие припадки. Но в лесу и в темную ночь — это совсем другое дело. Знаете, что я вам скажу, никогда не разыскивайте золотых приисков с эпилептиками.

Никогда у меня не было такой отвратительной ночи. В те минуты, когда Чарли и Джо не валялись в припадках, они делали вид, что валяются, а в темноте, дрожа от холода, — а такого я никогда еще не знал, — казалось тоже, что припадок. И я сам до того дрожал, что мне казалось, будто и у меня припадки. А маленькому Альберту нечего было дать поесть, и он пускал слюни и хныкал. Я ни разу не видел его таким противным. Подумайте, он до того дергал левым глазом, что чуть ли не вывихнул его совсем. Я не мог смотреть на это, но отлично понимал, что это значит. А Джо лежал, и ругался, и ругался, а Чарли плакал и все хотел домой, в приют.

Мы не умерли и утром пошли прямо назад по той же дороге. А маленький Альберт сделался ужасно тяжелым.