Запев - [13]

— Как кто? — удивился Петр. — Рабочие люди города и деревни! Вы — в том числе. А союзниками вашими будут все честные люди, владеющие необходимыми для этого знаниями. Такие люди есть во всех сословиях.

— И в царских? — хитро сощурился один из ткачей. — В царских, пожалуй, нет. Не станет же царь совестить царя?

— Все они — собаки! — убежденно заявил Григорий. — Холуи помойные! Инженер или там прикащик — тоже царь, только маленький. Бородавка на ровном месте, а гнет из себя цыцу!

— Не скажи, — осадил его старик Петров. — Вот у нас седня комиссия была. Так один очень мне поглянулся. Молодой вроде, а как будто в годах. Все ему знать надо: из чего алебастерь, откудова мы… В положение входит.

— Так он у нас тоже был! — обрадовался Филимон Петров. — Инженерный такой, картавенький, с рыжей бородкой. Сперва к паровой машине пошел, потом в вагранку и к кузнецам. А у нас мастер на фонаре расписал: мол, станочникам сегодня работать от семи вечера до двух. Этот, с бородкой, тут как тут: сколько работаете днем? сколько ночной «экстры»? И сразу посчитал: вместо двадцати восьми дней по закону чугунолитейный берет с каждого из нас по тридцати шести дней работы! Факт. Надо сделать Палю претензии…

«По описаниям — Старик», — подумал Петр.

— Сделать претензии можно. Отчего не сделать? Только у Паля свой расчет. Возьмет и не послушает. Что тогда?

— Прекратить работу! — не удержался Петр; раньше он таких советов на занятиях рабочих кружков не давал…

— Бастовать? Сразу в «черную книгу» сунут! Из нее назад хода нету. Это каждому известно, — заволновались слушатели.

— Для тех, кто осознал, что дальше так жить нельзя, и правда назад хода нет, — согласился Петр. — Если мы сами не будем бороться за свои права, за нас никто этого не сделает! Но к борьбе — любой — следует готовиться. Всем вместе. Сейчас каждый из вас сам по себе; как тут не быть сомнениям? Представим другое: создан рабочий кооператив. Для начала среди земляков. Кооператив закупает продукты в оптовых магазинах. Выгода хоть и небольшая, но есть. Можно и другие способы найти.

И снова Петр ощутил па себе горячий доверчивый взгляд Антонины. Этот взгляд мешал ему, но и помогал.

— Кто скажет, сколько стоит по сегодняшнему времени пуд ржаной муки?

— Сорок семь копеек, — с готовностью откликнулась Верка.

— За сорок семь поискать надо, — тотчас возразил ей Григорий. — Смело набавляй две копейки! А то и три.

— Чтобы не спорить, берем полтипник, — подытожил Петр. — Из пуда выходит полтора пуда печеного хлеба. Что должен стоить при таких условиях фунт ржаного хлеба? Считаем, — он несколько раз стукнул по столу пальцами: — Четыре пятых. Меньше копейки. А сколько с вас берут в лавке?

— Две с полушкою.

— Ну вот, мы и сберегли рубль.

— Как это сберегли? — растерялась Верка. — Где?

— Сиди, тетеря, — ткнул ее в плечо Григорий. — Слушай, чего умные люди говорят, соображай.

— Я и соображаю. Хлебушко-то еще спечи надо!

— Это второй вопрос.

— Для кого второй, а для кого первый. В нашей печи много не напекешься.

— В нижней можно…

И они принялись обсуждать, где и каким образом лучше готовить собственные хлебы. Петр слушал их с удовольствием — совсем другие люди: с лиц исчезла угрюмость, речь сделалась свободной, от нее словно бы теплым хлебным духом повеяло.

На подоконнике выстроились горшочки с геранью, колючим алоэ и другими комнатными растениями. Внимание Петра привлекло одно из них. Узорные листья топорщились на тонких ножках, будто опенки луговые. А над ними полыхали розовые маковки бутонов и распустившиеся уже ярко-красные цветы. Их лепестки причудливо изгибались, образуя рисунок, который что-то напоминал. Вероятно, так может выглядеть издали тончайшее покрывало, подхваченное ветром; оно летит, оно облепливает гибкое девичье тело… Девушки не видно, но она угадывается за воздушными складками. Какая в ее движениях легкость, стремительность и какая недостижимость!

В комнате сделалось тихо. Петр почувствовал на себе вопросительные взгляды.

На цветы засмотрелся, — признался он. — Вон как славно поднялись. За окнам снег с дождем, а они огнем горят.

— И правда, — удивились ткачи.

— Да это ж я его но прошлому году на Курляндской выменяла! — похвасталась просиявшая Верка. — На деревянное масло! У прачек. Я еще удивлялася: такие морозы стояли, а им хоть бы што — выцветились! Я и загорелася… Потом помаленьку развалила его на много луковиц, в горшочки расставила. Гдула это. Ее все больше господа держат. Мои мужики даже внимания не сделали, а вы, Василии Федорович, углядели.

— Значит, понятие есть, — сказал старик Петров и тронул локтем зятя: — А ты, Григорий, достань одну-то. Пусть от нас память хорошему человеку получится.

Разговор о рабочих кооперативах и общей кассе сам собою отодвинулся, иссяк, как незадолго до этого разговор о церкви.

— А давайте еще чего-нибудь посчитаем, — попыталась возродить разговор Антонина, но ее не поддержали.

— В другой раз, — пообещал Петр и начал одеваться. Филимон Петров вызвался проводить его.

— Так что, Василий Федорович, надумал я уходить из пилорубного, — шагая рядом, сказал он с деланным равнодушием.