Запертая комната - [60]

– Какие еще девяносто тысяч? Первый раз слышу!

Мауритсон явно хорохорился, и Бульдозер продолжал уже без елея:

– Ну конечно, вы понятия не имеете, о чем это я говорю?

Мауритсон покачал головой.

– Правда, не знаю.

– Может быть, вы хотите, чтобы я выражался яснее? Господин Мауритсон, вы этого хотите?

– Прошу вас, – смиренно произнес Мауритсон.

Гюнвальд Ларссон выпрямился и с раздражением сказал:

– Хватит представляться! Ты отлично знаешь, о чем речь.

– Конечно, знает, – добродушно подтвердил Бульдозер. – Просто господин Мауритсон ловчит, хочет показать, что его голыми руками не возьмешь. Так уж заведено – поломаться для начала. А может быть, он у нас просто застенчивый?

– Когда стучал на своих приятелей, небось не стеснялся, – желчно заметил Гюнвальд Ларссон.

– А вот мы сейчас проверим. – Бульдозер подался вперед, сверля Мауритсона глазами. – Значит, тебе надо, чтобы я выражался яснее? Хорошо, слушай. Мы отлично знаем, что это ты в прошлую пятницу ограбил банк на Хурнсгатан, и отпираться ни к чему, у нас есть доказательства. Грабеж дело серьезное, да, к сожалению, этим не ограничилось, так что, сам понимаешь, ты здорово влип. Конечно, ты можешь заявить, что на тебя напали, что ты вовсе не хотел никого убивать, но факт остается фактом, и мертвеца не воскресишь.

Мауритсон побледнел, на лбу заблестели капельки пота. Он открыл рот, хотел что-то сказать, но Бульдозер перебил его.

– Надеюсь, тебе ясно, что в твоем положении юлить не стоит, только хуже будет. У тебя есть один способ облегчить свою участь – перестать отпираться. Теперь понял?

Мауритсон качал головой, открыв рот.

– Я… я не понимаю… о чем вы толкуете. – выговорил он наконец.

Бульдозер встают и заходил по кабинету.

– Дорогой Мауритсон, мое терпение беспредельно, но я не переношу, когда человек глуп как пробка.

По голосу Бульдозера чувствовалось, что даже у беспредельного терпения есть предел.

Мауритсон все так же качал головой, а Бульдозер, важно прохаживаясь перед ним, продолжал вещать:

– Мне кажется, я выразился достаточно ясно, но могу повторить: нам известно, что ты явился в банк на Хурнсгатан. Что ты застрелил клиента этого банка. Что тебе удалось уйти и унести с собой девяносто тысяч крон. Это точно установлено, и тебе нет смысла отпираться, только хуже будет. Зато, если ты перестанешь юлить и признаешься, тебе это зачтется – в какой-то мере, конечно. Но одного признания мало, ты должен помочь полиции, рассказать, как все происходило, затем – куда ты спрятал деньги, как ушел с места преступления, кто тебе помогал. Ну, теперь до тебя дошло?

Бульдозер прекратил разминку и снова сел за письменный стол. Откинувшись в кресле, он посмотрел на Рённа, потом на Гюнвальда Ларссона, словно ждал аплодисментов. Но лицо Рённа выражало только сомнение, а Гюнвальд Ларссон ковырял в носу с отсутствующим видом. Образцовый по ясности и психологической глубине монолог не был оценен по достоинству. «Бисер перед свиньями», – разочарованно подумал Бульдозер и снова повернулся к Мауритсону, в глазах которого смешались недоумение и страх.

– Но я тут совершенно ни при чем, – горячо произнес Мауритсон. – О каком таком ограблении вы толкуете?

– Кончай вилять. Сказано тебе – у нас есть доказательства.

– Какие доказательства? Не грабил я никаких банков и никого не убивал. Черт-те что.

Гюнвальд Ларссон вздохнул, поднялся и стал у окна, спиной к остальным.

– С таким, как он, да еще вежливо разговаривать, – процедил он через плечо. – Врезать ему по роже – сразу все уразумеет.

Бульдозер жестом успокоил его.

– Погоди немного, Гюнвальд.

Он уперся в стол локтями, положил подбородок на ладони и озабоченно посмотрел на Мауритсона.

– Ну так как?

Мауритсон развел руками.

– Но ведь я ничего такого не делал. Честное слово! Клянусь!

Лицо Бульдозера по-прежнему выражало озабоченность. Но вот он нагнулся и выдвинул нижний ящик стола.

– Значит, клянешься… И тем не менее я оставляю за собой право сомневаться.

Он выпрямился, бросил на стол зеленую брезентовую сумку и торжествующе уставился на Мауритсона, который глядел на сумку с явным удивлением.

– Да-да, Мауритсон, как видишь, всё налицо.

Он аккуратно разложил на столе содержимое сумки.

– Парик, рубашка, очки, шляпа и, наконец, самое главное – пистолет. Что ты скажешь теперь?

Мауритсон ошалело переводил взгляд с одного предмета на другой, внезапно он изменился в лице и застыл, бледный как простыня.

– Что это… что это значит?.. – Голос его сорвался, он прокашлялся и повторил вопрос.

Бульдозер устало поглядел на него и повернулся к Рённу.

– Эйнар, проверь, пожалуйста, – свидетели здесь?

– Угу, – сказал Рённ, вставая.

Он вышел из кабинета, через несколько минут снова появился в дверях и доложил:

– Угу.

Бульдозер сорвался с места.

– Прекрасно! Сейчас мы придем.

Рённ скрылся, а Бульдозер уложил вещи обратно в сумку и сказал:

– Ну что ж, Мауритсон, тогда пройдем в другой кабинет, устроим небольшой показ моделей. Ты идешь с нами, Гюнвальд?

Он ринулся к двери, прижимая к себе сумку. Гюнвальд Ларссон последовал за ним, грубо подталкивая вперед Мауритсона.

Кабинет, в который они вошли, находился по соседству и мало чем отличался от других служебных помещений уголовной полиции. Письменный стол, стулья, шкафы для бумаг, столик для пишущей машинки. На одной стене – зеркало, оно же окно, через которое можно было наблюдать за всем происходящим из соседней комнаты.