Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых - [26]

— Пронесло! — выдохнул профессор.

— Вы заложили бомбу замедленного действия, Иннокентий Ильич, — тихо сказал Лука Лыков. — Начальник станции, выполнив наше требование, запугал пассажиров, но он перешлет информацию в Томск, и я не знаю, как нас там встретят. Чумной поезд на подходе к главному узловому пункту… В Томске находится Главное управление госбезопасности Юго-Восточного округа.

— Я сам поговорю с начальником станции Томска.

— С Никифоренко? Он пешка! Дорогой командуют военные и МГБ.

— Времена ежовщины позади, они обязаны предоставить нам медицинскую помощь. Смотрите, вдоль перрона выставлены бидоны и мешки с хлоркой.

— Идиоты! Они расставили их вдоль всего перрона.

— Это поправимо, — сказал Яша Стрелов. — У здания вокзала стоят тележки носильщиков. Я возьму шестерых мужиков, мы погрузим и подкатим весь груз к первому вагону. Гляньте. Десять минут нам хватит.

— Действуй, Яша, — кивнул профессор.

Поезд застопорил ход. Проводники уже заняли места в тамбурах и закрыли все двери. Из первого вагона на перрон сошли семь человек с моряком во главе.

— Берем телеги, ребята, и быстро грузимся. По два человека на тачку, начинаем с хвоста. Бегом и с песнями.

Яков глянул вперед: машинист подводил «журавль» со шлангом к горловине паровозного котла.

Прильнув к стеклам, за работой наблюдали изможденные пассажиры с печальными глазами обреченных, ждущих своего последнего часа.

Тут произошло то, чего никто не ждал. Дверь шестого вагона открылась, и на землю спрыгнул солдат с автоматом. Он преградил дорогу тележке, которую вез капитан с проводником.

— Два бидона сюда! Живо! — скомандовал солдат.

— На место, рядовой! С дороги! — крикнул Стрелов.

Солдат поднял ствол. Яков увидел второго солдата на подножке вагона. Стрелов не раздумывал, морской волк, участвовавший в десятках десантных вылазок, действовал по правилам рукопашного боя. Он упал на землю, дважды перевернулся через голову, сбил солдата с ног, выхватил из его рук автомат и услышал очередь. Стрелял солдат с подножки, пули попали в свалившегося на Якова краснопогонника. Яков дал ответную очередь, и солдат упал с подножки лицом на перрон.

Из окна слева высунулась голова в пилотке, Стрелов вскочил и капитан выстрелил в воздух. Голова исчезла.

Вцепившись в тачку, проводник продолжал стоять, будто окаменел.

— Гони к первому вагону, ротозей! — крикнул капитан.

Поезд дал два коротких гудка. Стрелов запрыгнул на

подножку, прихватив с собой второй автомат. На перроне остались лежать два трупа в солдатской форме. Яков поднял подножку и захлопнул дверь.

У противоположной двери тамбура сидел на корточках Гавриков, закрыв голову руками.

— Очнись, фелюга, сколько их?

— Чет… чет… четверо.

— Вставай. В каком купе?

— В четв… четвертом.

Стрелов подкрался к двери, ведущей в коридор, и глянул в окошко. Никого.

— Было четверо. Осталось двое. Так, значит, беглые зеки в нашем поезде?

— Я их кормил, и они вели себя тихо, — прошептал проводник. — Я за пассажиров боялся.

— Дурак. Какие из них вояки, все силы в лагерях растеряли. Так, шпана.

Поезд дернулся и стал медленно набирать ход. Капитан прошел в коридор, встал спиной к стене сбоку от четвертого купе и постучал в дверь.

— Не вздумайте стрелять, подорву к чертовой матери. Можем договориться. Я зайду один, без оружия. Автоматы на пол и открывайте дверь!

— С нами уже на суде договорились, — послышался глухой голос.

— Я не судья, я капитан третьего ранга Яков Стрелов. Краснознаменный Тихоокеанский флот. Мы здесь все заложники. Хотите выжить, открывайте дверь.

Щелкнул замок, дверь открылась.

Стрелов передал автоматы проводнику.

— Стой на стреме, фелюга!

Застегнув китель на все пуговицы, Яков вошел в купе. Автоматы зэков лежали на полу. Те двое, что остались валяться на платформе, могли еще представлять какую-то угрозу, но эти двое выглядели так жалко, что на них было страшно смотреть. В правом углу скорчился щуплый мальчишка лет двадцати, рядом сидел старик, чей возраст определить невозможно.

— Бежали четверо, оставили за собой шесть трупов. Головорезы. Скажите мне, непонятливому, для чего эти двое вас с собой взяли?

— Дед Фома план составил, — мальчишка кивнул на старика. — Он головастый. А охранников Глухарь и Коловорот убили. Ради автоматов. Фома их смерть не планировал. Мы тут ни при чем.

— Тебя как звать? — спросил Стрелов мальчишку.

— Юрко. Я по высоковольтке прошел на другую сторону плотины и перекинул им трос.

— Артист! Прямо циркач.

— За это и взяли. Я в цирке родился и вырос. Мне все равно, где ходить, по дороге или по проволоке.

— За что посадили?

— Заодно с отцом. Он на ногах лестницу держал, а на ней гимнастки крутились. Лестница рухнула на зрителей, троих погубила. Девочки тоже погибли? Полцирка пересажали. Только отец мой не виноват. Пытался доказать это, но его собаками затравили.

— А мать где?

— С фокусником уехала, когда мне семи еще не исполнилось.

— А ты, Фома?

— Он не разговаривает. Пишет. Немцы ему язык вырвали. Девятый побег на его счету. За что в последний раз сел, уже не помнит. Раньше все Гитлера ругал — языка лишили, теперь наших начал крыть по матушке, но на бумаге. Свободы лишили.