Запечатанное письмо - [4]

При этой вольности Фидо удивленно подняла брови.

— Прошу прощения, я, кажется, позволил себе слишком увлечься. — Вьющиеся бакенбарды полковника в этот момент еще больше напоминали вислые уши спаниеля.

— Ты должна извинить полковника, — смеясь, прошептала Хелен на ухо Фидо. — На Мальте мы слишком распустились, видимо, под жарким солнцем незаметно испарились все наши английские понятия о приличиях.

Впрочем, сама Хелен провела детство в Калькутте, а юность во Флоренции, и ее никак нельзя назвать типичной англичанкой; она всегда беззаботно пренебрегала принятыми правилами поведения женщин в обществе. Этим ее качеством Фидо восхищалась еще в юном возрасте, задолго до того, как серьезно задумалась о деспотизме этих правил.

Хелен устремила взгляд на наклеенную на окно маленькую афишку с изображением сердца и надписью, выполненной готическим шрифтом: «Мертвое сердце».

— Это название пьесы, — объяснила ей Фидо.

— А! — вздохнула леди Кодрингтон. — Я столько времени отсутствовала, что совсем отстала.

— Весь город усыпан этими назойливыми плакатами, — проворчал Андерсон. — На самом деле реклама уже свое отжила, теперь публику не обманешь.

— Кстати, когда ты бываешь в театре, тебя не бесят женщины, которые не решаются смеяться? — спросила Хелен у Фидо.

— Ужасно бесят! — ответила та и улыбнулась в ответ.

Самым странным ей показался этот всплеск привычной близости, будто подруги ни на минуту не разлучались.

От пронзительного свистка Фидо вздрогнула; поезд дернулся и отошел от станции. И она сразу почувствовала, как платье становится влажным под мышками и на спине; грудь ее сдавило, она задыхалась. Колеса скрежетали, двигатель грохотал. Вагон наполнился испарениями, вызывающими у нее отчаянный кашель. Андерсон встал, чтобы открыть окно.

— Дыши глубже, — заботливо посоветовала Хелен, поглаживая Фидо по спине.

Из-за резкого запаха газа она старалась глубоко дышать и задерживать воздух в легких. Поезд вполз в темный туннель, и газовый свет приобрел зеленоватый оттенок. На большой скорости из-за судорожной работы мотора возникла странная вибрация. Над ними больше двадцати футов плотного лондонского грунта. Как все это переносят пассажиры третьего класса в открытых вагонах? Этот туннель не похож на железнодорожный — ему конца не видно.

— Немного угнетает, верно? — заметила она, но ее не слышно из-за визга и скрежета колес.

Больше она не разговаривала из-за сухого кашля, раздирающего ей легкие. В перерывах между приступами Фидо дышала тяжело, с хрипом. Она порылась в сумочке и выхватила оттуда носовой платок.

— Позволь мне! — Хелен забрала у нее сумку. — Тебе, наверное, нужен вот этот маленький пузырек…

Фидо открыла его судорожным движением и поднесла к носу. От аромата камфары с ментолом защипало глаза, она снова стала задыхаться. С усилием она сделала глубокий вдох, и пары лекарства обожгли ей горло, но входящий в состав микстуры лауданум сразу ослабил боль в груди.

Поезд наконец остановился. Андерсон что-то сказал ей на ухо насчет станции «Кингс-Кросс», может ли она еще немного потерпеть или им выйти? Она покачала головой, не в силах говорить. Ее несчастные бронхи!

Еще несколько минут качки и бросков из стороны в сторону — и поезд снова остановился: станция «Эустон». Андерсон помог ей встать, Хелен поддерживала ее с другой стороны. Они поднялись по длинной изогнутой лестнице, останавливаясь, когда Фидо сотрясали приступы мучительного кашля.

Наконец они вышли на Гоуэр-стрит. Солнце скрылось за большим облаком, и на улице стало немного прохладнее. Фидо почувствовала себя лучше и даже смогла произнести:

— Право, мне уже легче.

— Это все из-за меня, — виновато пробормотала Хелен, когда они повернули на Эндслей-Гарденс. — Мои прихоти часто оборачиваются неприятностями…

— Вовсе нет, — хриплым голосом возразила Фидо. — Мой доктор рекомендует мне проводить эксперименты.

Лицо Хелен посветлело.

— Но ведь это восхитительно — пересечь весь Лондон всего за несколько минут, не так ли?

Фидо кивнула, и ее снова одолел сильнейший приступ кашля.

У подъезда в дом на Тэвитон-стрит привратник в цилиндре выразил такую озабоченность состоянием мисс Фейтфул, что Андерсон счел себя обязанным дать ему на чай.

— Извини, — сказала Фидо, высвобождая свою руку из-под локтя подруги и останавливаясь на лестнице. — Я уже полностью оправилась. — От крайнего смущения голос ее звучал почти сердито. — Вы были невероятно добры, полковник.

— Счастлив был оказать любую помощь такой известной леди, — заверил ее Андерсон, почтительно склонив голову.

— Ты обещаешь, что сейчас приляжешь отдохнуть? — прошептала ей на ухо Хелен. — А утром черкни мне пару слов.

— По меньшей мере небольшой рассказ!

Они со смехом простились, неохотно разняв горячие руки. Как странно, подумала Фидо, семь лет молчания унесло прочь, словно ветром опавшие листья.

Она открыла дверь своим ключом, не считая нужным отрывать слуг от дела, беспокоя их звонком.

Преподобный Фейтфул, возвращаясь с женой в Хэдли из редких поездок по церковным делам, приходил в ужас, узнавая о нововведениях, которые Фидо считала вполне оправданными и разумными. Ее отец, приходской священник, принадлежал к старой, почтенной церкви и придерживался умеренных взглядов. Для чтения проповедей он всегда торжественно облачается в черный фрак и с одинаковым презрением относится к трактарианцам